А и воробьев врач. Правительство россии не хочет знать о здоровье нации

Гематология, редкие заболевания крови. Еще несколько лет назад такой диагноз, как гемофилия звучал как приговор. Сегодня же у российских врачей-гематологов на вооружении бесценный опыт и серьезные научные открытия, но, как и много лет назад, тяжелейшим злом врачи продолжают считать курение, вследствие которого только в России ежегодно погибает более миллиона человек.

Андрей Воробьёв : Табак должен быть изъят из культуры человека, чем быстрее, тем лучше. Ничего особенного нет в том, что мы здесь проявляем некоторое насилие. Мы же проявляем насилие, когда запрещаем употреблять алкоголь шоферам – ничего страшного – это можно. Все в меру и умно, но без разговоров. Табак – наркотик. Табак наркотик? Наркотик. Легкий? Легкий. Он должен быть изъят?

Табак должен быть изъят из культуры человека. Ничего особенного нет в том, чтобы проявить в этом вопросе некоторое насилие. Мы же проявляем насилие, когда запрещаем употреблять алкоголь шоферам.

Должен. Защитники табака – это банальные коммивояжеры табачных фабрик, это враги мои, если хотите. А с врагами у меня должен быть жесткий разговор.

Академик Андрей Иванович Воробьёв – член Российской академии наук и Академии медицинских наук, первый министр здравоохранения Российской Федерации. Специалист в области фундаментальных и клинических проблем онкогематологии и радиационной медицины. Лауреат Государственной премии СССР. Кавалер ордена Ленина за заслуги по ликвидации медицинских последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Кавалер ордена "За заслуги перед Отечеством" III степени. Заслуженный деятель науки Российской Федерации. На протяжении четверти века являлся руководителем Гематологического центра Академии наук.

Андрей Воробьёв: Когда я был приглашен на пост директора, я поговорил с Чазовым, он был министром, о том, что центр гематологии должен становиться центром интенсивной терапии, потому что интенсивная терапия теснейшим образом связана с контролем над внутренней средой организма, кровью. У института мощная база заготовки крови, и надо было бросать его в пекло ведущих медицинских проблем. Мы, конечно, пришли на вспаханную почву. До нас очень много было сделано, подготовлены замечательные кадры. Мы окунулись в необходимость борьбы не с теми болезнями, о которых думали создатели этого центра: Александр Александрович Богданов, Андрей Аркадьевич Багдасаров, Анатолий Ефимович Киселев, Иосиф Абрамович Кассирский. Мы пришли, когда начали лечить опухоли. Это требовало колоссального напряжения сил, создания совершенно другой обстановки, перевода больных в одноместные палаты без разговоров, без торговли: дорого – не дорого. Ну, попробуйте ковать лошадь без наковальни, молотка, горна. Что вы можете? Ничего. Для нас создание условий, при которых уничтожение опухоли сопровождается тяжелейшей потерей иммунитета это обязательное условие, без этого нельзя, требуется, чтобы больной был изолированный от всего мира. Это не так дорого – это гораздо дешевле, чем его терять. Мы в этой борьбе за спасение больных опухолями системы крови, конечно, пользовались мировыми достижениями. Но надо было подготовить сильный отряд молодёжи, который мог за это взяться, и он должен быть вооружен. Вот мне надо, я протягиваю руку, и мне в руку кладут нужный медикамент – только так, тогда вы спасаете жизнь.

Что сделало это учреждение? Воспитало целый отряд молодых энтузиастов, абсолютных профессионалов. Они взялись за дело и наряду с копированием чужих лечебных программ, быстренько стали создавать свои программы лечения опухоли системы крови, сарком кровяных. Оказалось, что эти молодые девчонки, мальчишки, вчерашние выпускники мединститутов, где ничего подобного не было, они не знали, со своей базой пришли и начали создавать свои программы вылечивания больных. Обычно открытие способа лечения новой болезни – это достижение мирового масштаба, с мировой оценкой. Но не у нас. Если это списанная программа – ссылаются на зарубежные и кричат "Ура!" тому. А если наш сделал… Но не надо забывать, что Дмитрий Иванович Менделеев за свою периодическую систему Нобелевской премии не получил. А выдвигали? Выдвигали. Не дали. Может быть, кто-то еще получил? Да нет. Так бывает.

Доктор Воробьев никогда не стремился во власть, вообще старался держаться от нее подальше, но так вышло, что от его врачебного решения порой зависела судьба генсеков и президентов. Жизнь кидала его то в политику, а то и вовсе в министры. Так, 20 ноября 1991 года Указом Президента Ельцина академик Воробьев вошел в состав первого правительства Российской Федерации. От этого он не переставал оставаться врачом до мозга костей: над Воробьевым смеялись, когда он осматривал пациентов прямо на диване министерского кабинета, но он ни на кого не обращал внимания, и если больной нуждался в по мощи, то он оказывал ее незамедлительно. Число спасенных жизней даже трудно теперь сосчитать.

Андрей Воробьев: Я медицинское поприще прошагал от участкового врача, оказывал помощь на дому, принимал больных в поликлинике. Одно должен сказать: разговоры об очередях в поликлинике, об откладывании приема на другой день – этого не было. Очереди какие-то были, но они исчислялись десятками минут максимум, но я не мог уйти из поликлиники, не приняв всех больных. Это сельская районная больница, больной мог прийти ко мне за 10-20 верст. Как это отложить? Никак нельзя было. Врачей было мало. Время было трудное, близкое послевоенное, народ бедный. Я не могу вступать в спор с публикой, которая сегодня сокращает тысячи врачей в столице – это преступная акция. Извините, на этот счет у меня нет никакого снисхождения. Это преступление от недомыслия, от полного непонимания событий. От этой акции денег будет потрачено больше, чем сэкономлено.

Через судьбу Андрея Ивановича Воробьева прошли репрессии и война, становление советской медицины и ее спасение в непростые советские годы. Воробьев подготовил закон о передаче тюремной медицины в Минздрав, сохранил медицину высоких технологий. Он не позволил уничтожить ректоров Первого и Третьего мединститутов, хотя их судьба уже была решена, были подготовлены досье и проекты приказов. Еще бы, тогда было слишком много желающих урвать свой кусок, не считаясь с моралью.

Андрей Воробьев: Я не написал никаких законов, а без меня это было трудно сделать, позволяющих национализировать учреждения здравоохранения, этого не было. Разрешили национализировать аптеки без права перепрофилировать их профессионально, и все. Но в общем, как я оцениваю ту деятельность в целом – у меня не так уж много хороших слов осталось от тех времен. Я помню, что удалось с помощью моего первого заместителя Владимира Ивановича Шахматова провести важнейший закон, он касался только медицины, он даже не касался ракетного дела, который требовал от правительства финансирования отдельной строкой. Сегодня это люди не очень понимают, что такое "отдельная строка". Строка в бюджете – это закон сверх закона, это во что бы ни было - отдай. Мы это приняли. Ельцин подписал Указ Президента о финансировании отдельной строкой дорогостоящих видов лечения, поэтому ни один НИИ, а они все посвящены медицине дорогим способом лечения, не был ни разрушен, ни национализирован, ни уничтожен, ничего. Мы сохранили уровень здравоохранения – это наш плюс.

Когда я был министром, удалось принять закон о финансировании отдельной строкой бюджета дорогостоящих видов лечения. Благодаря этому ни один НИИ не был ни разрушен, ни уничтожен. Мы сохранили уровень здравоохранения – это большой плюс.

Перед уходом из Правительства, а я понимал заранее, что скоро мне надо будет там оставлять должность. К этому времени сменился почти весь кабинет – Ельцин не очень держал министров. Мы провели закон о передаче тюремной медицины из ведомства МВД, то есть из того ведомства, где были и следователи, в Минздрав, чтобы если появятся пытки, то освидетельствует врач, который не будет подчинен следователю. Этот закон был принят, я его подписал, а должны были визировать все министры. У Федорова, у нынешнего министра сельского хозяйства, у нас он ведал юриспруденцией, толковый и сильный был министр, он читал внимательно, что-то подправлял в запятых, но подписал, а через несколько дней наше правительство было ликвидировано. Вместо Гайдара пришел Черномырдин, я ушел в отставку. И здравоохранение передали, это незаконный акт, я это специально подчеркиваю, из МВД в Министерство юстиции. Стало немножко лучше, тюремное медицинское дело немножко улучшилось, но это безобразие, это, конечно, не то, и пытки остаются. Перед подготовкой этого закона я ездил в "Бутырку" без предупреждения, знакомился с их лечебным делом, встречался с арестантами, подробно говорил. Дела тюремные – это принципиальное лицо нации. Это надо помнить. Исправить надо. Принятый закон нужно вводить в жизнь.

В конце 80-х на одной из конференций академик Воробьев услышал от Джорджа Сороса, что в России смертность во время родов в 6-8 раз выше, чем в Европе. Вернувшись в Институт, Воробьев поставил очередную задачу: свести материнскую смертность при родах к минимуму. Опыт сельского участкового терапевта, помноженный на точные научные открытия и академические исследования, сделали свое дело – это была личная победа академика Воробьева, спасшего тысячи жизней молодых женщин.

Андрей Воробьев: Выяснилось, конечно, что все связано с тем, что перед нами довольно редкая в бытовом отношении болезнь, когда у роженицы начинается кровотечение. Ей переливают кровь – и она умирает от профузного кровотечения. Кровь переливать не надо, вся эта кухня была научно расшифрована. Переливать надо огромное количество плазмы, потому что все разыгрывается из-за внезапно развернувшегося свёртывания крови в родах. Мы это знали – распознали быстро. Здесь сыграло роль, что детали этой патологии были расшифрованы впервые в мире в нашей стране Марией Семеновной Мачабели, докторанткой нашей кафедры. Методы борьбы в основном были решены барнаульским врачом профессором Зиновием Соломоновичем Баркаганом. Вооруженные знанием дела, мы организовали в Москве скорую помощь на острые кровотечения. У нас свой транспорт, у нас свой запас плазмы, эритроцитов, тромбоцитов, передвижная лаборатория. Когда наша лаборатория не очень нужна, потому что картина болезни для опытного врача очевидна сразу, и мы потому уже говорили так московским акушерам: друзья, если наша машина, бригада наша врачебная, приедет до того, как женщина попадет в агонию, мы гарантируем спасение, от вас требуется только одно – скорый звонок. Причина этой частоты у нас заключалась в том, что были маленькие роддома и это редкое осложнение не позволяло акушерам нажить опыт. Если ты видишь болезнь один раз в жизни, неудивительно, что ты ее прозеваешь.

Если ты видишь болезнь один раз в жизни, неудивительно, что ты ее прозеваешь.

Надо роддома делать при крупных больницах – это первое. Второе то, что нельзя мыслить категориями кровь красная, вытекает кровь – надо лить кровь. Не та научная база. Мы с этим справились. Потом одновременно даже боролись против всякого рода ампутаций матки при тяжелых кровопотерях. Работали вместе с нашими акушерами. В основном все эти вопросы были решены.

Это Андрей Воробьев вытаскивал с того света облученных чернобыльцев. Начав с должности терапевта в районной больнице, сын репрессированных родителей, воспитанный детдомом, дослужился до министерского кресла. Но и там, рассказывают коллеги, в министерском кабинете, в комнате отдыха, у него был микроскоп – врач-исследователь, он шел наощупь, искал пути лечения неизлечимых болезней и часто побеждал. Его специализацей всегда были безнадежно больные.

Андрей Воробьев: Вы посчитаете, сколько стоит спасенная человеческая жизнь. В Америке это около 3 млн., в разных странах по-разному. Кстати, откуда по-разному? Это произвольная оценка потерянной жизни. Берем Америку – 3 млн.– это если вы спасли. А если потеряли? А ничего. Нет, друзья, мы потеряли 3 млн., вы это считайте.

Посчитайте, сколько стоит спасенная жизнь! В Америке – это около 3 млн долларов. Это если спасли. А если нет – потеряли 3 млн!

У врача во все времена не была легкая жизнь, он соприкасается со страданиями человеческими. Но видеть глаза спасенного тобою человека – это не орденская лента, заявляет академик Воробьев. По своей профессии он обязан ставить диагнозы, но другие врачи говорят, что Андрей Иванович этого делать не любит. Окончательный диагноз – это часто приговор, а он, убежденный рационалист и скептик, в глубине души ждет чуда.

Андрей Воробьев: Сегодня считается, что гранты, количество цитирований, вообще переход на бухгалтерский язык в оценке научных достижений – Бог им судья, я не хочу ничего говорить. Для меня важно, что вот мы взялись. К нам поступает больной, ему 90 лет. У него на шее саркома, а мы его вылечили, и он прожил еще 8 лет, и работал. Хотя мы имели полное право послать его к чертовой матери по возрасту. За 5 лет до этого у него случился тяжелейший вирусный энцефалит. Не может быть противопоказаний – это не моя профессия. Но врачи-кардиологи, которые его наблюдали, увидев энцефалит, поставив правильный диагноз, стали обзванивать инфекционные больницы города – никто не брал. Привезли в наш реанимационный отдел, он часто сталкивается с подобной ситуацией. Его взяли и через несколько дней привели в чувства, а дальше он опять работал. Не может быть противопоказаний – это не моя профессия. Мы сделали правилом: возраст не может быть противопоказанием к лечению опухоли, сам по себе возраст. Его сопровождающие могут быть, но только не годы – это тоже достижение.

Создался довольно серьезный отряд молодежи, который является базой для усовершенствования врачей, создания новых программ. Он работает, но дальше очень трудно, потому что сейчас все время бубнят о деньгах, а не о результатах. Считают, что это сцепленные явления: чем больше денег, тем лучше. Надо помнить: с Гиппократом ведь не спорят. Два человека, с которыми не спорят: не спорят с Иисусом Христом, автором Евангелия – вот что написано, то и правда. И не спорят с Гиппократом – что он написал – правда все. А мы хотим их поучить.

Сейчас врачам трудно работать и совершенствоваться, потому что сегодня все время бубнят о деньгах, а не о результатах. И при этом забывают, что с Гиппократом – не спорят.

Давайте несколько тысяч врачей в Москве выгоним на улицу. Как один странный деятель говорит, а что стоит неврологу взять переучиться и стать терапевтом. Ну, возьмет, получит соответствующий документ. Ну, я не могу, это смех и слезы как можно что-нибудь подобное говорить, мне трудно обсуждать это. Это уровень, как говорят, ниже табуретки.

Во-первых, реформирование не должно рождаться в головах так называемых организаторов здравоохранения. Не надо Собянину и его помощникам думать, а как реформировать медицину. Кто вас просит?! Вы скажите откровенно, у вас нет денег? Это другая плоскость. И вот вы, допустим, приходите в Институт онкологии и говорите, Михаил Иванович, понимаешь, опухолей много, мои врачи не справляются, что ты предлагаешь? Я уверен, что директор Онкоцентра даст разумный совет, как организовать, чтобы наличными силами обеспечить лечение.

Я уверен, что директор Онкоцентра может дать разумный совет, как необходимо организовать процесс, чтобы наличными силами обеспечить лечение.

Я то же самое могу говорить по многим вопросам. Тяжелое заражение крови. Не может тяжелое заражение крови лечить ни инфекционный, ни терапевтический стационар обычный. Там нужно иметь мощнейшую лабораторию свертывания крови, мощнейшую бактериологическую лабораторию, мощнейшую реанимацию. Поэтому у нас смертность от заражения крови ничтожно мала, а в обычной очень высокая. Это научный вопрос. Я бы на месте помощников Собянина обратился к директорам институтов с конкретным предложением: ребята, помогите в рамках вот такой суммы денег, которая у меня в кармане, организовать помощь. Они организуют, я вас уверяю.

Фото: Валентин Кузьмин / Фотохроника ТАСС

Мой отец родился в семье научных работников, связанных с медициной. Мой дед, Иван Иванович, воевал в Гражданскую войну, затем работал на кафедре физиологии в Первом медицинском институте. В годы террора был расстрелян. Бабушка, Мария Самуиловна Кизильштейн, служила в Институте питания, была арестована и провела 20 лет в лагерях.

Вырос отец благодаря любви и теплу окружающих. Школьные годы провел в детском доме в Пермском крае. Школу окончил с опозданием, но с золотой медалью.

Поступил в Первый медицинский институт. В институте женился на Инне Павловне Коломойцевой, чья судьба была похожа как две капли воды на его собственную. После окончания в 1953 году института отца распределили в Волоколамск, где он одновременно работал терапевтом, акушером, педиатром и… патологоанатомом. Молодой доктор впервые в стране провел обменное переливание крови при гемолитической желтухе новорожденных. С этого начался путь отца как гематолога: его представили Иосифу Абрамовичу Кассирскому. Так он оказался на кафедре Института усовершенствования врачей, возглавляемой этим блестящим клиницистом, поступил в ординатуру. После переезда в Москву, в 1958 году, родился я.

В ходе научных исследований в начале 60-х отец обнаружил появление популяции измененных эритроцитов при различных анемиях, что позднее стало основанием гипотезы о шунтовом кроветворении и разработки оригинальной методики исследования уровня гемоглобина в крови.

В середине 60-х отец прибыл «послом мира» в только-только появившееся тогда независимое государство Кувейт, где несколько месяцев строил медицину молодой страны. Шейхи, бедуины, морские ежи, нефть в пустыне, верблюды — все это было как в сказке.

Вернувшись в Москву, он уходит с кафедры руководить клиникой в Институт биофизики. Отец с коллегами занимались радиационной медициной, диагностикой и лечением острой лучевой болезни. В институте появилось абсолютно новое и оригинальное решение по биологической дозиметрии, позволяющее оценить дозу радиации, воздействующую не только на организм в целом, но даже на отдельные его участки.

На рубеже 70-х годов произошло значимое событие в гематологии страны: коллектив под руководством отца вылечил первого ребенка с острым лейкозом. Возможность излечения была озвучена на международной конференции, в СССР «старые врачи» на этот прорыв отреагировали с угрюмым недоверием: мало ли что там говорят иностранцы… Но попробовали комбинацию нескольких цитостатиков… — и получилось! Что означало излечение не менее половины детей с этой абсолютно смертельной ранее патологией.

В 1971 году, после смерти Учителя — И.А. Кассирского, — отец возглавил кафедру и ее выдающийся коллектив.

Отец был консультантом 4-го Главного управления Минздрава СССР, возглавляемого Евгением Чазовым, но о своих высокопоставленных пациентах никогда не рассказывал, хотя некоторые сведения просочились. Драматичным было лечение в 1978 году президента Алжира Бумедьена. Он заболел во время визита в Москву, но, почувствовав себя лучше, улетел домой в сопровождении бригады лечивших его советских врачей. Бригаду возглавил А.И. Воробьев. В полете состояние президента ухудшилось, он потерял сознание. Советские медики, которых консультировали коллеги со всего мира, месяц боролись за спасение его жизни. Безуспешно.

Через несколько лет случился Чернобыль. Отец возглавил всю медицинскую часть оказания помощи пострадавшим. Организовывал прием и интенсивную терапию облученных пожарных (а им, кроме антибиотиков и стерильных условий, требовалось огромное количество донорских тромбоцитов, которые тогда умел заготавливать только коллектив, которым руководил отец). В 7-й городской больнице Москвы был организован пункт приема беженцев из Припяти, Чернобыля, других районов, оказавшихся в зоне поражения. Тогда в полной мере и пригодилась биологическая дозиметрия.

А вскоре произошло землетрясение в Армении. К этому моменту отец уже был директором Института гематологии (позже — Гематологический научный центр). Из сотрудников института была сформирована бригада специалистов, которая вместе с автопоездом по заготовке донорской крови отправилась в Армению. Там блестяще были реализованы наши наработки по интенсивной терапии при синдроме длительного сдавливания. Сотни пострадавших остались живы благодаря этой методике.

В августе 1991 года отец открыто выступил против путча. Помог случай: мой друг, Сергей Фонтон, работал на радиостанции «Эхо Москвы», и мне удалось передать ему интервью отца, записанное на даче на магнитофон. А вскоре папе предложили возглавить Министерство здравоохранения новой страны. Связаны или нет два эти события — судить трудно, но и исключить нельзя.

Отец руководил министерством недолго — меньше года. Эта глава его жизни мало описана и оценена. Конечно, повестка дня версталась на ходу. Мало того что рухнул Советский Союз, еще и был принят закон РСФСР, радикально меняющий структуру и функции здравоохранения, — закон о медицинском страховании граждан. Его положения противоречили внутренним «социалистическим» установкам министра на бесплатную и общедоступную медицинскую помощь, вводили капиталистические отношения в эту чувствительную сферу. Тем не менее были подготовлены постановление правительства по введению медицинского страхования и соответствующий приказ Минздрава. Этот приказ вводил понятия лицензирования медицинской деятельности и аккредитации медицинских организаций.

Приказы рождались непросто. Как пример — приказ №41 о предоставлении статуса юридического лица аптекам. В проекте этого документа были и медицинские организации, и станции переливания крови. Но на этапе согласования две последние позиции исчезли. До сих пор кризис отечественной медицины связан с этим важнейшим изъятием: фармацевтическая служба развивалась, медицинская — деградировала, оставаясь винтиком в бюрократической системе.

После ухода с поста министра отец вернулся к работе в институте. Продолжилось развитие двух глобальных направлений: лечение опухолей крови и создание современной интенсивной терапии. В первом направлении огромную роль сыграли новые противоопухолевые препараты, которые оказали радикальное влияние на ранее не поддававшиеся терапии заболевания и применение новых схем полихимиотерапии для новых болезней. Впервые в мировой практике удалось добиться излечения 80% некоторых опухолей лимфатической системы — результат, не достигнутый в мире до сих пор.

Интенсивная терапия нанизывалась на учение о ДВС-синдроме (диссеминированное внутрисосудистое свертывание крови). Это магистральное направление позволило снизить в стране материнскую смертность от кровотечений, оказать помощь тяжелейшим пострадавшим в Беслане. Удивительно, что ученики и последователи Воробьева почему-то крайне негативно относились к его идеям и теоретическим обоснованиям в этой сфере, хотя получали поразительные по эффективности результаты.

Еще в бытность министром здравоохранения отец выдвинул идею и довел ее до постановления правительства (принятого, но таинственно пропавшего) о передаче «тюремной» медицины в ведение медицины гражданской. Собственно, на следующий день после этого заседания правительства его и сняли с должности.

Наверное, последним гражданским подвигом академика Воробьева стало дело его ученицы Елены Мисюриной в 2018 году. Ее неправомерно осудили за нанесение повреждений, повлекших смерть больного. Уже тяжелобольной, парализованный, отец все-таки добрался до суда, чтобы выступить на нем свидетелем. Но его доводы — специалиста мирового класса — не просто не были услышаны. Прокурор пытался выяснить у отца номер квартиры, где он был прописан. Но дело в том, что отец более 15 лет в этой квартире не жил, поэтому и ее номера не помнил. И на таком вот основании суд пришел к выводу о недееспособности свидетеля. Этого публичного унижения отец не вынес: у него развились тяжелые нарушения мозговой деятельности, он практически перестал ходить, читать и писать. Тем не менее дело Мисюриной было направлено на новое рассмотрение, а сама она освобождена из-под стражи.

«Врач подобен Богу» — это изречение Гиппократа было для отца жизненным кредо. Увы, общество наше забыло об этой заповеди.

Павел Воробьев —
специально для «Новой»

Дорогой Андрей Иванович!
Примите наши поздравления с замечательной годовщиной.
«Новая газета»

Андрей Иванович Воробьёв (род. 1928) — российский учёный-гематолог, академик РАН и РАМН, профессор, доктор медицинских наук, директор НИИ гематологии и интенсивной терапии, руководитель кафедры гематологии и интенсивной терапии Российской медицинской академии последипломного образования (РМАПО). Первый министр здравоохранения Российской Федерации в 1991-1992 гг. Ниже размещена статья об А.И. Воробьеве, опубликованная в 2003 году в "Ежедневном журнале" .

Борис Жуков

Врач народа

Крупнейший российский гематолог Андрей Воробьев так и не принял ни конвейерных технологий в лечении, ни рыночных начал в организации здравоохранения.

Говорят, что однажды Андрея Воробьева попросили подписать заключение о смерти пациента - зачем-то нужно было, чтобы факт, который может установить любой врач, был заверен подписью светила. Речь шла о чистой формальности. Андрей Иванович уже было и ручку занес, но в последний момент заупрямился: «Нет, я так не могу. Раз я подписываю, мне нужно хоть глянуть на него». После недолгих возражений («Да чего глядеть-то, он уже остывает!») профессора проводили к новопреставленному. Воробьев в самом деле только посмотрел на него. И тут же сказал: «Послушайте, здесь что-то не то - мертвые так не лежат. Ну-ка давайте его в реанимацию!» Если эта история и придумана - она хорошо придумана.

Лицо болезни

Минувший век породил больше лекарств и медицинских инструментов, чем вся предыдущая история медицины, начиная от Гиппократа. Платой за это невероятное богатство стала нарастающая специализация медиков. Сегодня человек может иметь диплом врача, работать в лечебном учреждении и при этом вообще не видеть больных, имея дело только с их клетками или тканевыми антигенами. Изменилась сама идеология лечения: причины болезни сменились факторами риска, исцеление - средним временем жизни после назначения лечения, описания течения недуга - статистическими выкладками. Современная практическая медицина любит точное измерение множества показателей, на основании которых врач выбирает наиболее вероятный диагноз. В идеале этот выбор должен быть совершенно рациональным действием, доступным не только любому врачу, но и достаточно совершенной диагностической машине.

Кстати, в гематологии такие машины - автоматические счетчики клеток крови - были созданы. Они исправно выполняли рутинную часть анализа. Но отличить нормальный пролимфоцит (клетку, которой предстоит стать лимфоцитом) от лейкозной клетки оказалось им не под силу.

В одной из своих статей Андрей Воробьев пишет о том, как много лет назад с той же трудностью столкнулся его учитель Иосиф Кассирский, организовав на своей кафедре в Институте усовершенствования врачей двухмесячный цикл занятий по гематологии. Оказалось, что их слушатели - профессиональные врачи с опытом практической работы - никак не могли научиться распознавать на препаратах бласты - клетки, способные к активному делению (к ним относятся и лейкозные клетки). На проклятые бласты приходилось тратить больше времени, чем на все остальные клетки крови, вместе взятые. А потом со зрением стажера что-то такое вдруг происходило - как у человека, разглядывающего «загадочную картинку», на которой ветви дерева, стебли травы и вовсе уж случайные черточки вдруг складываются в притаившегося тигра. И в дальнейшем врач, однажды научившийся узнавать бласты, будет их узнавать всегда и везде.

Статья называлась «Образ болезни» и была посвящена любимой мысли Воробьева: у всякой болезни есть «лицо», целостная картина, и никакой набор диагностических признаков не может заменить умения врача видеть. Какие бы эксперты и специалисты ни были привлечены к диагностике, за больного и его судьбу всегда отвечает лечащий врач. Именно он должен свести воедино данные всех анализов (для чего неплохо бы уметь разбираться в них самому, а не полагаться безоглядно на выводы специалистов) и принять решение. Не «наиболее вероятное», а единственно верное. И никакая статистика, сколь бы полезна она ни была для изучения причин и механизмов болезни, к конкретному лечению конкретного больного отношения не имеет - больной всегда уникален.

Это кредо Воробьева, решительно расходящееся с тенденциями медицины ХХ века, можно было бы счесть чудачеством, натурфилософскими благоглупостями стареющего корифея, если бы не два обстоятельства. Во-первых, Воробьев - и это отмечают все знающие его коллеги, в том числе и те, кто относится к нему критически, - до сих пор сохранил интерес к врачебным и диагностическим новинкам и способность учиться. А во-вторых, его собственные достижения в медицине - как клинические, так и научные - полностью соответствуют этому кредо. Ставя диагноз больному или исследуя механизмы заболевания, он не столько обнаруживал новые факты, сколько составлял из разрозненных и на первый взгляд противоречащих друг другу данных осмысленную и цельную картинку. Так было с лейкозами, которыми Андрей Иванович занимался большую часть своей научной жизни, - и разобрался-таки, почему определенные типы лейкозов возникают только в определенном возрасте, почему одинаковые с виду опухоли по-разному реагируют на лечение и почему нередко опухоль становится тем «злее» и невосприимчивее к терапии, чем дольше ее лечат. Так было и с массивными переливаниями крови: Воробьеву и его сотрудникам удалось понять, почему собственная кровь погибающего от массивной кровопотери человека словно сопротивляется его спасению, то застывая множеством сгустков-тромбов по всему телу, то, наоборот, теряя всякую способность к свертыванию. Конечно, в этих (и многих других) исследованиях использовались самое современное для тех лет оборудование и методики, но идеология исследования, постановка вопросов была словно взята из работ времен Пастера и Вирхова. Недаром в одной из посвященных Воробьеву статей его назвали посланцем из XIX века в XXI.

Чистокровный доктор

Возможно, представление Андрея Воробьева о будущей профессии начало складываться еще в детстве: его отец был врачом, а мать - дочерью врача. Правда, контакт с родителями был недолгим: обоих арестовали еще в 1936-м, когда Андрею было восемь лет. Был шок, была неприкаянная жизнь то у бабушки, то у бывшей домработницы. Был интернат в Рязанской области, куда детей репрессированных вывезли летом 1941 года и откуда в начале ноября спешно отправили в Пермскую область.

В 1943 году Андрей вернулся в Москву. Снова жил у родственников, работал маляром, крутился как мог, доучивался в вечерней школе. Ухитрился закончить ее с золотой медалью и в 1947-м поступил в Первый мединститут, где многие еще помнили старшего преподавателя кафедры физиологии Ивана Воробьева. Это и помогло: сына «врага народа» по всем понятиям должны были завалить на собеседовании (которое проходили медалисты вместо экзамена), но друзья отца ухитрились переложить его дело из папки «На собеседование» в папку «Приняты». Сам Воробьев узнал об этом много лет спустя.

По окончании института попал в Волоколамскую районную больницу, где дипломированный врач поневоле должен был быть всем - и терапевтом, и акушером, и патологоанатомом. К тому же у молодого доктора, как и у многих детей репрессированных, боль и унижение переплавились в стремление преодолеть, «доказать», в гипертрофированную требовательность к себе. Видимо, тогда и сложилась эта несокрушимая воробьевская убежденность: врач должен владеть в совершенстве всеми методами современной медицины. А также не отказываться от больного, не отнимать надежду, не брать с пациента денег и т. д. - в полном соответствии с моральным кодексом народолюбивой земской медицины XIX века. Кстати, шефом Воробьева в Волоколамской больнице как раз и оказался старый доктор Николай Плотников, начинавший свою практику земским врачом.

В 1956 году Воробьев поступил в ординатуру кафедры терапии Центрального института усовершенствования врачей. Кафедру возглавлял уже упоминавшийся выше Иосиф Абрамович Кассирский - крупнейший терапевт своего времени. Своими учителями в медицине Воробьев называет многих людей, но Кассирский среди них занимает особое место. Именно он увлек молодого врача (мечтавшего, как и большинство его сверстников-коллег, о кардиологии) морфологией клеток, и прежде всего - клеток крови. Кассирскому тоже понравился молодой вдумчивый врач - после ординатуры он оставляет Андрея на кафедре ассистентом, потом делает его доцентом.

А в 1971 году Воробьева, уже пять лет руководившего клиническим отделом Института биофизики Минздрава (головного учреждения страны в области исследования и лечения лучевой болезни) и успевшего за эти годы стать доктором наук и профессором, приглашают возглавить кафедру, которую ему завещал Кассирский. Она уже называется «кафедра гематологии и интенсивной терапии», и за 16 лет руководства ею Воробьев становится непререкаемым авторитетом в клинике лейкозов и вообще в гематологии. Следствием чего явились и все более частые консультации в «кремлевке» (среди должностей Андрея Ивановича есть и такая - главный терапевт медуправления администрации президента РФ), и координация врачебной работы в Чернобыле, за которую он получил орден Ленина, и, наконец, назначение в 1987 году на должность директора Гематологического научного центра (ГНЦ) РАМН - знаменитого богдановского Института переливания крови. Были и награды, и академические звания, и депутатство, и все, что полагается живому классику.

Красная линия

Приверженность Воробьева идеологии и этике земской медицины - это не только личный кодекс поведения. Это и вполне определенные взгляды на саму организацию врачебного дела - медицина должна быть бесплатной для больного и доступной для всех. За больного должен платить здоровый, за бедного - богатый. А организовать все это должно государство, обеспечивая всем своим гражданам равный доступ к лечению. Частные клиники, страховые полисы и палаты «люкс» могут существовать только как дополнение к государственному здравоохранению, образцом которого Андрей Иванович упрямо считает здравоохранение советское.

Социально-медицинские взгляды неисправимого социалиста Воробьева гармонично дополняются политическими: начиная с перестроечных лет он вновь и вновь пишет статьи по истории, свидетелем и участником которой был он сам, пытаясь вопреки всему отделить Сталина от Ленина. Воробьев участвует практически во всех политических инициативах, в названии которых присутствуют слова «социал-демократический», - чтобы через некоторое время вновь с грустью констатировать, что «в отличие от всех развитых стран» в России нет настоящей социал-демократии. (Зюгановскую КПРФ он не считает ни социал-демократической, ни вообще левой и очень сожалеет, что этой партии отдано на откуп ленинское теоретическое наследство.)

И вот этот-то человек оказался членом самого либерального кабинета за всю историю России - правительства Гайдара. Что у него могло быть общего с «гарвардскими мальчиками», торопившимися поскорее передать в частные руки все, что в принципе может быть отделено от государства?

Пожалуй, только одно: готовность браться за то, от чего отказываются все. Это сегодня все знают, как надо было правильно и безболезненно проводить реформы в России. А осенью 1991 года грамотных специалистов, готовых возглавить разваливающиеся на глазах ведомства, было меньше, чем кабинетов в министерских зданиях. В сколоченном наспех «правительстве реформ» Воробьев проработал все время его существования - с ноября 91-го до декабря 92-го. (Он был единственным министром, никогда не состоявшим в КПСС, - и единственным, кто, заняв кабинет, оставил на месте портрет Ленина.) По свидетельству знакомых, к исходу этих 13 месяцев он выглядел полуинвалидом, сам же он доныне считает, что в качестве министра принес больше пользы стране, чем на любой другой должности в своей жизни. И главной своей заслугой числит то, что за все время его министерства ни одно лечебное учреждение не было приватизировано. Любые слова о том, что такая заповедность на деле означает «приватизацию активов», приватизацию возможностей при сохранении за государством обязанностей, Воробьев просто не воспринимает: «Медицина должна быть государственной. Капиталист обманет. Капиталист всегда обманет».

Оказалось, что и в просвещенном и гуманном воробьевском варианте «народолюбство» немыслимо без патернализма. Да, в ГНЦ сегодня бесплатно лечат людей «с улицы» по направлениям из районных поликлиник (если, конечно, найдется место - хотя за годы директорства Воробьева число коек в клинике центра возросло вчетверо, но будь их еще вчетверо больше, их все равно не хватит на всю Россию), а его реанимация берет больных, от которых отказываются другие клиники. За попытки же «договориться частным образом» Воробьев (смиренно терпящий в институте откровенных бездельников) увольняет беспощадно. Но при этом узнать что-то о состоянии больного и проводимом лечении не удастся не только журналистам, интересующимся состоянием здоровья главы государства, но и отцу, приехавшему издалека справиться о попавшей в реанимацию дочери: «Справок не даем, таков порядок. Что делают? Что надо, то и делают. С кем разговаривать? С кем хотите». Воробьев до сих пор не может без осуждения говорить о практике сообщения больному тревожного диагноза - не говоря уж об обсуждении с ним тактики лечения: «Говорят, что врач должен привлечь больного к решению его судьбы, сделать грамотным соучастником лечения... Грамотным больного сделать нельзя, даже если он врач».

Специалисты по искусственному интеллекту некоторое время назад выяснили: для того чтобы машинная программа обладала свойствами личности, некоторая часть заложенных в нее сведений должна обладать абсолютной защитой от исправлений и обновления. Видимо, они правы.

Андрей Иванович Воробьёв (род. 1928) — выдающийся российский учёный-гематолог, академик РАН и РАМН, профессор, доктор медицинских наук, директор НИИ гематологии и интенсивной терапии, руководитель кафедры гематологии и интенсивной терапии Российской медицинской академии последипломного образования (РМАПО). Первый министр здравоохранения Российской Федерации в 1991-1992 гг. Ниже размещена его заметка о деле Елены Мисюриной, осужденной на 2 года за "врачебную ошибку". Оригинал заметки академика Воробьева опубликован в блоге о здравоохранении Аллы Астаховой. Подробнее о деле Елены Мисюриной можно прочесть в статье Катерины Гордеевой . Подписать интернет-петицию в защиту Елены Мисюриной можно .

Почему погиб пациент?
Комментарий крупнейшего онкогематолога, академика РАН Андрея Воробьева по делу Елены Мисюриной

В городе Москве, отлично обеспеченном службой крови с большими запасами любых компонентов крови, вдруг погибает больной от кровотечения из сосудов, якобы, пораненных трепаном при проведении стандартной диагностической процедуры — трепанобиопсии. Пусть будет правдой (хотя допустить это в опытных руках невозможно), что врач спутала подвздошную кость с крестцом, пусть (что крайне маловероятно и никем не наблюдалось) были трепаном ранены сосуды таза. Но перевязкой кровоточащих сосудов занимались на операции хирурги, сосуды они перевязывать умеют. Это бессмысленно подвергать сомнению. Почему же больной погиб от массивной кровопотери? От кровотечений из разорванных сосудов, даже при отрыве ноги взрывом, сегодня не умирают.

При этом хирурги в клинике, двое с половиной суток наблюдающие больного, открывшие брюшную полость, перевязывают все сосуды, казавшиеся им источником кровотечения. Безуспешно. Почему погиб пациент? Потому что остановка кровотечения механическая, из большого сосуда не останавливает кровоточивость из мелких, обусловленных нарушением — истощением факторов свертывания.

Вообще у этого случая стандартная ошибка. В свое время акушеры не знали ДВС, называли маточное кровотечение после родов — «атоническим». За этим следовал комплекс лечебных мероприятий: массаж матки, перевязка сосудов, прошивание кровоточащих тканей, переливание крови, желательно «теплой», ампутация матки… Если пациентка доживала до приезда специальной бригады, переливание 1-2-3 литров свежезамороженной плазмы молниеносно останавливало кровотечение. Это и есть типичная картина ДВС-синдрома — диагноза, выставленного в стационаре пациенту Бобкову. Выставленного, но не леченного единственным эффективным средством — свежезамороженная плазма внутривенно 1-2-3 литра.

Надо иметь в виду: ДВС-синдром впервые в мире был описан в шестидесятые годы нашей соотечественницей Марией Семеновной Мачабели. Позже лечение свежезамороженной плазмой предложил Зиновий Соломонович Баркаган. До лечения акушерского ДВС свежезамороженной плазмой наша страна теряла в 6-8 раз больше родильниц, чем Европа. Теперь все это в прошлом.

Президенту РФ Путину В.В.

Министру здравоохранения РФ профессору Скворцовой В.И.

Оригинал взят у loxovo в БЕСПРЕДЕЛ! Развален Гематологический центр в Москве: за 2 года уволены сотни сотрудников

Потеря крови
Гематологический научный центр в результате "реформы" потерял десятки квалифицированных врачей
Для медиков и пациентов Гематологического центра эта история началась в 2011 году, когда с должности директора этого научного и лечебного учреждения был уволен академик Андрей Воробьев, возглавлявший эту организацию с 1987 года.

По словам бывшего заместителя директора ГНЦ по научной работе Владимира ГОРОДЕЦКОГО , под руководством академика Андрея Воробьева Институт переливания крови стал уникальным научным центром:
- Из того Института переливания крови, которым он был до 1987 года, Воробьев и те люди, которые с ним пришли, сделали Гематологический научный центр. Это многопрофильное клиническое научно-исследовательское учреждение, которое развивало, изучало и лечило наиболее сложные заболевания системы крови, онкологические и не только, и проблемы трансфузиологии - переливания крови, ее компонентов.
Владимир Городецкий теперь профессор кафедры гематологии и трансфузиологии Российской медицинской академии послевузовского образования. Он говорит, что с приходом нового руководства в научном центре изменилась атмосфера и свои достижения в лечении тяжелых болезней крови отечественная медицина может потерять:
- За эти два с лишним года только кандидатов и докторов наук уволено около 60! Причем не все по возрастному принципу. Хотя в медицине, как нигде, опыт очень важен - если только специалист не болен, не сошел с ума или не впал в маразм. А я вам гарантирую, что из тех 60 человек, которые уволены за два с лишним года правления Валерия Савченко, ни один не в маразме. Вот в этом и заключается основной конфликт. При предыдущей администрации не было такого повального увольнения сотрудников. Мы, наоборот, всегда гордились тем, что центр сумел сохранить профессиональное ядро, которое прекрасно работало. Те направления и лаборатории, которые развивались при предыдущей администрации, сегодня просто расформировываются, а в руководстве центра теперь работают люди, которые к медицине никогда отношения не имели.
То, что происходит в Гематологическом центре, не может не волновать пациентов. Им не все равно, какие врачи будут их лечить.

Сопредседатель Всероссийского союза пациентов Юрий ЖУЛЕВ призывает не торопиться с выводами и дождаться результатов работы министерской комиссии, которая проверяет сейчас Гематологический научный центр:
- Человеческие ресурсы крайне важны в здравоохранении. Я знаю, что идут жалобы по центру, об этом я слышал. Идет реформа. Да, действительно, пришло новое руководство. И там идет переформатирование штата. Это вопрос всегда очень сложный. Надо понять пациентов - они привыкают к конкретному врачу, тем более, когда речь идет о таких сложных проблемах, как заболевания крови. Было заявлено о серьезной проверке Минздравом деятельности ГНЦ. Посмотрим, будут ли там выявлены какие-то нарушения. Официальная проверка соответствующего ведомства - это тоже важно. Понять пациентов можно, потому что пациент идет к своему доктору. Есть специалисты, которые, конечно, обладают очень большим опытом. И уход таких людей из любого учреждения связан с определенной потерей качества.
По словам Юрия Жулева, если реформа Гематологического центра будет неудачной, то, учитывая уникальность этого медицинского учреждения, это следует расценивать ни много ни мало как удар по безопасности страны:
- Это первый Институт переливания крови, созданный в мире. Это старейшее учреждение имеет, безусловно, стратегическое значение. Потому что здесь всегда было два основных направления. Это гематологическая помощь - заболевания, связанные с онкогематологией и общей гематологией, нарушения свертываемости крови или тромбозы. Второе направление работы - это Служба крови, то есть станции переливания крови - так называемая трансфузиология, это наука по использованию компонентов крови в лечебных целях. Есть информация о закрытии лабораторий. Об этом Минздрав знает. Здесь нужно решить - насколько целесообразно было закрытие этих лабораторий. Результатом любой реформы должно быть усиление. Если это произойдет - великолепно. Если же произойдет ослабление Службы крови, то это удар по безопасности страны, на самом деле.
Врачи Гематологического научного центра, несмотря на все происходящее в этом медицинском учреждении, продолжают лечить людей, в том числе и тяжело больных. Как сказал в интервью Радио Свобода профессор Владимир Городецкий: "Мы остаемся врачами".

Радио Свобода, 21.01.2014
http://www.svoboda.org/content/article/25236931.html

"Разрушены целые научные школы и направления"
За два года из Гематологического научного центра уволены почти 700 сотрудников
Вокруг Гематологического научного центра в Москве сложилась скандальная ситуация. Из этого федерального медицинского учреждения были уволены сотни сотрудников и закрыты порядка 20 подразделений. Для пациентов сворачивается бесплатная медицинская помощь. «Газета.Ru» пытается разобраться в ситуации.
21 января Владимир Путин провел совещание о состоянии здравоохранения, в котором коснулся и происходящей структурной оптимизации, отметив отдельные случаи «формального, бюрократического подхода». В качестве позитивного результата президент назвал повышение заработной платы врачей и среднего медицинского персонала. О том, что происходит в отдельно взятом федеральном медицинском учреждении, рассказывает «Газета.Ru».
На минувшей неделе Минздрав РФ по распоряжению Вероники Скворцовой начал проводить проверку Гематологического научного центра в Москве . Она стала результатом протестов врачей и пациентов, которые начались в конце прошедшего года. Посты в блогах , петиция на Сhange.org , открытое письмо врачей Гематологического научного центра президенту РФ Владимиру Путину , пикеты в Москве и Санкт-Петербурге — цель этих акций одна: остановить фактическое уничтожение Гематологического научного центра.

Пикет у Минздрава
Ситуация в этом научном и лечебном учреждении более чем странная: идут массовые увольнения высококвалифицированных специалистов — врачей-гематологов и авторитетных ученых .
«За прошедшие 2 года уволено более 100 крупнейших ученых-гематологов: академиков, профессоров, докторов и кандидатов наук, ведущих научных сотрудников — разрушены целые научные школы и направления (неполный перечень уволенных высококвалифицированных специалистов приведен в Приложении 1, 2) (в этом неполном списке 52 человека, среди которых академик, 8 профессоров, доктора и кандидаты наук. — Авт.). Кроме того, уволены и менее именитые научные сотрудники и работники. Это сотрудники лабораторий и лаборанты (в том числе кандидаты медицинских наук, кандидаты биологических наук, выпускники авторитетных университетов) с уникальным опытом в постановке сложных анализов, в разработке уникальных методик, в дифференциальной диагностике сложнейших заболеваний», — говорится в открытом письме сотрудников президенту . В послании также сообщается, что, по некоторым данным, на сегодняшний день общее число уволенных за истекшие два года сотрудников составляет около 700 человек .
В Приложении 2 перечислены 17 закрытых отделений и лабораторий ГНЦ, в их числе лаборатория гемоцитологии, лаборатория генной инженерии, лаборатория клинической иммунологии и др. Закрыт центр лечения гемофилии. Закрыто единственное в стране предприятие по производству факторов свертывания крови.
Сотрудники ГНЦ говорят, что это фактически привело к уничтожению достижений, накопленных за почти век существования центра, к разрушению научных школ .
Успехи предыдущих лет в области лечения, в частности, онкологических заболеваний крови связывают с руководством профессора Андрея Воробьева , который покинул должность директора центра в 2011 году.
Для пациентов же нынешняя обстановка означает фактическое прекращение бесплатного обследования и лечения.
«Стала обычной картина, когда за обследование больному необходимо выложить от 10 до 50 тыс. рублей, — пишут сотрудники ГНЦ. — А это далеко не всем по карману, и многие нуждающиеся люди вынуждены отказываться от обследования, а значит — отказываться от лечения. А ведь раньше многим таким людям мы помогали».
Судя по открытому письму, роль во всем этом директора центра академика РАМН Валерия Савченко непонятна: «Он как бы руководит ГНЦ, а как бы и нет. Сегодня фактическое руководство всей деятельностью ГНЦ сосредоточено у человека, не имеющего отношения к медицине, — у госпожи Л.Н. Прусовой». Упоминается также заведующая поликлиническим отделением А.Л. Меликян, проводящая «деструктивную деятельность».
Заработная плата врачей и научных сотрудников, по сведениям из открытого письма, не соответствует никаким нормам: «Сегодня доктор медицинских наук, ведущий научный сотрудник получает в ГНЦ в полтора-два раза меньше, чем рабочий на заводе или чем участковый врач в соседней поликлинике».
* * *
Своей точкой зрения на происходящее в Гематологическом научном центре поделилась бывший ведущий научный сотрудник центра Юлия КРИЖЕВСКАЯ, уволенная после 30 лет работы:
— Как вы можете прокомментировать историю с вашим увольнением?
— Моя история не отличается от истории всех остальных моих коллег, которых уволили вместе со мной. Директором нашего центра долгое время был Андрей Иванович Воробьев, который обладает непререкаемым авторитетом в мире как величайший гематолог и терапевт. Он создал и воспитал прекрасный, очень крепкий коллектив, потому что он не боялся умных людей. Андрей Иванович был человеком очень авторитетным и не боялся сказать свое слово. Он был совершенно не согласен с политикой тогдашнего министра здравоохранения Зурабова, он был не совсем согласен с политикой Голиковой и возражал против очень многих организационных мер, которые принимались в нашем здравоохранении.
А самая главная беда нашего здравоохранения — это катастрофическое недофинансирование.
К сожалению, в 2011 году Андрей Иванович ушел с поста директора ГНЦ по состоянию здоровья. И директором центра стал Валерий Григорьевич Савченко, который был известен как крупный руководитель, очень хороший врач и, как я могу сказать по своему опыту, очень порядочный человек. Но случилось так, что после того, как ушел Андрей Иванович, в нашем институте наступила катастрофа. Потому что всеми делами сейчас управляет некая дама Прусова, она заместитель директора по финансам, экономике и кадрам. По моему личному впечатлению, кадрами сегодня распоряжается человек, который не имеет необходимой подготовки и некомпетентна решать такие вопросы. И со сменой руководства стали увольнять людей в огромном количестве.
Я могу согласиться, что если нет денег, то можно было сократить какое-то количество научных подразделений, наука — вещь затратная. Но при этом сократили нашего единственного лауреата Государственной премии, доктора биологических наук Нину Ивановну Гриневу, она автор одного из ста лучших российских изобретений.
Вслед за учеными начали сокращать врачей, прямо от постели больного.
Например, была у нас такая врач — Светлана Петровна Щербинина. Она создала методику лечения такого тяжелейшего заболевания, как гемохроматоз, когда в тканях откладывается железо, что приводит к гибели больного. Она придумала, как это лечить. Я видела, как на международных конференциях зарубежные специалисты записывали за ней каждое слово. И ее уволили.
— А директор не вмешивался в эту ситуацию?
— Он фактически устранился. Многие говорят, что он просто прикрывается.
— А зачем ему это надо? Он же должен быть заинтересован в квалифицированных врачах и ученых?
— Конечно, должен быть заинтересован. Его позиция мне совершенно непонятна.
— В открытом письме говорится про очень низкие зарплаты. Это так?
— Совершенно верно. Я уходила с должности ведущего научного сотрудника с зарплатой 11 тысяч рублей.
— Говорится и о том, что фактически исчезли бесплатные диагностика и лечение.
— Да, у нас сейчас многие анализы стали платными, процедуры стали платными.
— Тогда, возможно, это попытка перевести всю медицинскую помощь на платную основу?
— Я считаю, главное, что за этим стоит, — это отсутствие денег.
И это преступление со стороны тех, кто скроил такой бюджет.
— А есть ли у гематологических больных альтернатива? Могут ли они лечиться где-нибудь еще, или ГНЦ — это совершенно уникальное лечебное учреждение?
— ГНЦ еще в советские времена был таковым для СССР, а сейчас он является таковым для России. К нам в основном попадают самые трудные случаи, с которыми не справились областные центры, московские городские больницы. Те больные, которым зачастую не смогли поставить правильный диагноз. Это можем делать только мы. У нас была великолепная лабораторная база, которую сейчас разрушают. У нас есть кафедра усовершенствования врачей, и мы обучали врачей со всей России и из стран СНГ. Мы проводили диагностику, начинали лечение, доводили первый цикл лечения до результата и уже потом отправляли больных лечиться по месту жительства.
— Сейчас Минздрав проводит проверку ГНЦ. Вы считаете, что это может принести результаты?
— Я считаю, что настоящая проверка центру абсолютно необходима. И необходимо, чтобы кто-то другой там начал принимать решения.
* * *
На минувшей неделе «Газета.Ru» обратилась к директору Гематологического научного центра академику РАМН Валерию Савченко с вопросами относительно конфликтной ситуации в центре, но ответ на момент сдачи публикации получен не был.

Газета.Ру, 22.01.2014
http://www.gazeta.ru/health/2014/01/22_a_5859605.shtml

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО

сотрудников Гематологического научного центра

Президенту РФ Путину В.В.

Министру здравоохранения РФ профессору Скворцовой В.И.

В Гематологическом научном центре МЗ РФ (ГНЦ) продолжается разрушительная деятельность руководства в отношении врачей-гематологов, деятелей науки и гематологических больных.

За прошедшие 2 года уволено более 100 крупнейших ученых-гематологов: академиков, профессоров, докторов и кандидатов наук, ведущих научных сотрудников — разрушены целые научные школы и направления (неполный перечень уволенных высококвалифицированных специалистов приведен в Приложении 1, 2). Кроме того, уволены и менее именитые научные сотрудники и работники. Это сотрудники лабораторий и лаборанты (в том числе кандидаты медицинских наук, кандидаты биологических наук, выпускники авторитетных университетов) с уникальным опытом в постановке сложных анализов, в разработке уникальных методик, в дифференциальной диагностике сложнейших заболеваний.

Благодаря слаженной работе сложного коллектива, выстроенного в течение десятилетий, отрабатывались и создавались новые уникальные методики лечения прежде неизлечимых заболеваний крови. Не случайно с ГНЦ стремились сотрудничать авторитетные иностранные ученые и ведущие фармацевтические компании.

По некоторым данным, на сегодняшний день общее число уволенных за истекшие 2 года сотрудников составляет около 700 человек. Закрыты порядка 20 отделений и лабораторий (их неполный перечень приведен в Приложении 2). Некоторые из отделений сохранились, например, поликлиническое. Но и тут имеются свои драматические ошибки. К примеру, заведующая тем же поликлиническим отделением Меликян А.Л., не имея опыта руководящей работы, то ли по недопониманию, то ли целенаправленно, то ли вынужденно, по сути, провела и продолжает вести деструктивную деятельность в отделении, разрушила многие из достижений предыдущих лет.

В поликлинике закрыто бесплатное обследование для нуждающихся гематологических больных, нет скидок для инвалидов и участников войн. Все обследование платное. Кроме того, из-за ликвидации ранее функционирующих лабораторий поступающих больных приходится отправлять на обследование в другие лаборатории города, которые все платные. В результате стала обычной картина, когда за обследование больному необходимо выложить от 10 до 50 тыс. рублей. А это далеко не всем по карману, и многие нуждающиеся люди вынуждены отказываться от обследования, а значит — отказываться от лечения. А ведь раньше многим таким людям мы помогали.

Закрыта библиотека: диссертационные работы сотрудников, уникальные книги — все это брошено в сарай на территории института по причине ненадобности. Тем самым подрывается авторитет директора института Савченко В.Г., который как бы руководит ГНЦ, а как бы и нет. Сегодня фактическое руководство всей деятельностью ГНЦ сосредоточено у человека, не имеющего отношения к медицине, — у госпожи Прусовой Л.Н. А заместитель директора по науке Менделеева Л.П. только и успевает разбирать скандалы и дрязги, учиняемые Прусовой Л.Н. и Меликян А.Л.

Большие разрушения постигли и социальную сферу ГНЦ. К примеру, уволен диспансерный врач, который очень качественно наблюдал сотрудников, а медицинские карточки сотрудников розданы на руки как ненужные. Таким образом, сегодня сами оставшиеся врачи и сотрудники ГНЦ оказались без регулярного медицинского наблюдения. Вот уж действительно — сапожник без сапог!

Крайне низка зарплата сотрудников, людей «подводят к двери» низкой зарплатой. Это при том, что Президент РФ неустанно говорит о повышении оплаты труда врачей и о том, что она должна быть выше, чем средняя по региону. Сегодня доктор медицинских наук, ведущий научный сотрудник получает в ГНЦ в полтора-два раза меньше, чем рабочий на заводе или чем участковый врач в соседней поликлинике. Кандидатам и докторам наук розданы уведомления о присоединении к минимальной заработной плате платы за звание, а это уже противозаконно.

Таким образом, разрушено полностью ФГБУ Гематологический научный центр МЗ РФ, отечественной науке и медицине в области гематологии и переливания крови нанесен огромный ущерб.

Однако мы надеемся, что «точка невозврата» еще не пройдена, еще не все потеряно. Именно поэтому мы обращаемся за помощью к Президенту РФ Путину В.В. Отечественная гематология в опасности, г-н Президент, и данная ситуация угрожает безопасности страны. Во время Великой Отечественной войны и во время более поздних сложных событий (в том числе не только во время военных событий, но и во время землетрясений, наводнений, иных потрясений) достижения отечественной гематологии позволили спасти жизни тысяч и тысяч наших соотечественников.

Настоятельно просим Вас — вмешайтесь. Это очень важно. Возможно, нужна проверка Счетной комиссии, или Прокуратуры, или Следственного комитета — Вам видней.

Сотрудники Гематологического научного центра МЗ РФ и инициативная группа больных январь 2014 г.

Приложение 1
ПЕРЕЧЕНЬ академиков, членов-корреспондентов, профессоров, докторов медицинских наук, ведущих научных сотрудников, уволенных из Гематологического научного центра за последние 1,5 года
1. Плющ О.П. — академик, профессор, зав. отд.
2. Ковалева Л.Г. — профессор, зав. отд., заслуженный врач РФ
3. Козинец Г.И. — профессор, заслуженный деятель науки
4. Готман Л.Н. — профессор, зав. отд.
5. Хорошко Н.Д. — профессор, зав. отд.
6. Погорелов В.М. — профессор, зав. отд.
7. Сахибов Я.Д. — д.м.н., проф., зав. лаб. (уволен со всеми сотрудниками лаборатории)
8. Булычева Т.И. — профессор, зав. лаб., переведена в консультанты
9. Донсков С.И. — д.м.н.
10. Сарычева Т.Г. — д.м.н.
11. Городецкий В.М. — член-корр., профессор
12. Кочемасов В.В. — д.м.н., замдиректора по научной работе
13. Мигунов В.Н. — д.м.н., зав. лаб.
14. Ершова Л.И. — д.м.н., в.н.с.
15. Кочина Е.Н. — к.м.н., уч. Секретарь
16. Никитин И.К. — спец. по международным связям, зав. лаб.
17. Мартиросов А.Р. — к.м.н., в.н.с.
18. Григорьева М.А. — к.м.н., с.н.с., переведена в диетврачи на кухню
19. Кременецкая A.M. — к.м.н., зав. отд.
20. Виноградова Ю.Э. — к.м.н., врач-гематолог, специалист по Т-клеточным лимфомам
21. Лорие Ю.Ю. — к.м.н., с.н.с.
22. Кучер Р.А. — врач высшей категории
23. Журавлев B.C. — к.м.н., в.н.с.
24. Колодей С.В. — к.м.н., зав. лаб. анемий редких форм
25. Левина А.А. — к.б.н.
26. Цыбульская М.М. — с.н.с.
27. Карагюлян С.Р. — снят с зав. хир. отд.
28. Галузяк B.C. переведен из оперирующих хирургов в дежуранты
29. Дягелева О.А. — к.м.н., в.н.с.
30. Наумова И.Н. — к.м.н.
31 .Мисюрин А.В. — к.м.н., зав. лаб.
32. Захарова А.В. — к.м.н., в.н.с.
33. Тихонова Л.Ю. — к.м.н., зав. лаб.
34. Самойлова Р.С. — к.м.н., в.н.с.
35. Шпакова А.П. — к.м.н., в.н.с.
36. Козлов А.А. — зав. лаб.
37. Лиховецкая З.М. — к.м.н., с.н.с.
38. Алексанян М.Ж. — к.м.н., зав. станцией переливания крови
39. Щербинина С.П. — к.м.н., зав. отд., занималась гемохроматозами
40. Кабасин В.И. — зав. отд.
41. Шавлохов В.С. — д.м.н.
42. Алексанян М.Ж. — д.м.н.
43. 3ыбунова Е.Е. — к.м.н.
44. Калинин Н.Н. — д.м.н., профессор
45. Колосова Л.Ю. — к.м.н.
46. Тенцова И.А. — к.м.н.
47. Домрачева Е.В. — проф., зав. лаб.
48. Тихонова Л.Ю. — к.м.н., зав. лаб.
49. Семенова Е.А. — к.м.н.
50. Капланская И.Б. — к.м.н.
51. Гласко Е.Н. — к.м.н.
И так далее…
* * *
Приложение 2
ПЕРЕЧЕНЬ (неполный) закрытых отделений и лабораторий ГНЦ
1. Научно-организационный отдел по вопросам трансфузиологии
2. Научно-техническая лаборатория
3. Отделение прогнозирования, управления и реализации научных программ по гематологии и трансфузиологии
4. Отделение скорой медицинской помощи
5. Лаборатория гемоцитологии
6. Лаборатория генной инженерии
7. Лаборатория клинической иммунологии
8. Лаборатория комплексной переработки крови
9. Лаборатория патологической физиологии
10. Лаборатория препаратов плазмы крови
11. Радиоизотопная лаборатория
12. Лаборатория диагностики анемий
13. Лаборатория стандартизации групп крови
14. Лаборатория функциональной морфологии гемобластозов
15. Отделение диагностики и лечения гемохроматозов
16. Отделение гипербарической оксигенации
17. Отделение экстракорпорального очищения крови
И так далее…