Страшные истории и мистические истории. Врачи садисты — жуткая история

Это произошло в 80-е годы в городе Мурманск. Волна преступлений, прокатившаяся тогда по областному центру, вызвала сильнейшую панику, которая сначала загнала население крупного города в квартиры, а затем вывела на улицы и чуть не привела к антисоветскому перевороту…

За три недели в Ленинском районе исчезло 18 детей. Оперативные мероприятия милиции ни к чему не приводили. Последней в списке пропавших значилась Анна Сидорчук – 3 года, но нашлась она первой…

В городе царили страх и ужас. Родители ни на шаг не отпускали от себя детей, многие перестали ходить в школы и дошкольные учреждения. Сидела дома и Анечка Сидорчук. Так вышло что неделей ранее отец девочки на своих «Жигулях» задавил у подъезда таксу, принадлежавшую семье молодых врачей, живущих в квартире над ними. Он предлагал соседям возместить моральный урон большой суммой денег, но те отказались. Через две недели Анечка внезапно пропала. Это было сильнейшим потрясением для семьи Сидорчуков, сделавших, казалось бы, все для защиты своей дочери. Милиция принялась разыскивать девочку, однако там не скрывали, найти ее будет очень трудно.

А в это время по ночам, а и иногда и днем Сидорчуки стали слышать странные звуки, будто скулила собака. Соседка сверху Татьяна, извинилась и сказала, что они завели собаку, купировали ей хвост, вот она и скулит…

Дмитрий Сидорчук, как обычно, вернулся домой перекусить и первое что он увидел, была вода, стекавшая в коридор из ванной. Топили соседи сверху. Было слышно, как скулит соседская собачонка. Когда приехавшие сантехники взломали входную дверь и открыли ванную комнату, то на них накинулась посаженная на цепь… Нет не собака! Это была Анечка. Отец сначала бросился к ней, но не совладал с нервами, выбежал вон из комнаты. Потом опять пришел с заплаканным лицом и стал неистово целовать ребенка, вернее то что от него осталось: ножки - по коленки, а ручки по локти были обрезаны по всем правилам ампутации. Культи еще не совсем зажили, от бинта тянулись по полу ленточки крови и гноя. Маленькое существо рвалось в стороны на своей цепочке, поскальзывалось и, падая, ударяясь о ванну, издавало те самые звуки, которые Сидорчуки приняли за жалобный лай собаки. Язык у Ани тоже был вырезан. Взрослые мужчины не скрывали слез, глядя на полудевочку-полусобаку.

Оперативная группа задержала этих врачей-садистов. Милиционеры едва сдерживали себя, чтобы не устроить самосуд. Один лейтенант, не выдержав, нанес несколько ударов преступнику в пах, и, если бы его не остановили, забил бы насмерть. Но шестеро людей, находившихся в квартире, не успели сдвинуться с места, как все было кончено. Арестованные кивнули друг другу, и в тот же миг сверкнули два тонких лезвия. Прежде чем их успели схватить за руки, скальпели, направленные мастерскими движениями, распороли животы обоим, и внутренности тяжело плюхнулись на ковер. Оба палача рухнули без признаков жизни. Врач скорой помощи констатировал смерть. Кроме Ани Сидорчук, а точнее того, что от нее осталось, нашелся только Андрюша Дорин - 5 лет. Его обнаружили недалеко от Мурманска. По грязным одеялам на полу ползало существо, в котором не сразу можно было признать человека: голова с пустыми фиолетовыми глазницами, обрубок туловища и всего одна рука, с помощью которой Андрюша передвигался от валявшегося в углу хламья к алюминиевой миске с кислым молоком, облепленной множеством тараканов.
Остальных детей так не удалось найти. После этого, похищения прекратились.
Материалы этого дела были засекречены.
("Версия", 1996, N 6)

История вымышленная.

Случилось это в семидесятые годы в Тюмени. Этот жуткий случай был похоронен в архивах. Волна преступлений, прокатившаяся тогда по Тюмени, вызвала массовый шок, который сначала загнал в квартиры население почти целой области, а затем вывел на улицы и чуть не привел к антикоммунистическому перевороту… За месяц из густонаселенного района города исчезли 19 детей. Розыски милиции ни к чему не привели. Последней в этом списке числилась Ирина Семенюк — 2 года, но нашлась она первой.

В городе началась паника. Родители ни на шаг не отпускали детей от себя, многие дети не ходили в школы и детские сады. Сидела дома и Ирочка Семенюк. Так получилось, что однажды отец девочки на своем «Москвиче» задавил у подъезда болонку, принадлежавшую семье молодых врачей, живущих над ними. Он предлагал соседям большие деньги, но те отказались. Через месяц внезапно исчезла Ирочка.

Это был страшный удар для Семенюков, сделавших, казалось, все для защиты своей дочери. В милиции приняли заявление об исчезновении ребенка, не скрывая, однако, что найти ее — надежды мало.

Тем временем по ночам, а иногда и днем Семенюкам стали слышаться странные звуки, будто скулила собака. Зоя, так звали соседку сверху, извинилась и сказала, что они завели щенка, подрезали ему хвост, вот он и скулит.

Петр Семенюк, как обычно, приехал перекусить домой и первое, что ему бросилось в глаза, была вода, стекавшая на дорожку из-под двери ванной. Заливало сверху. Слышно было, как изводится соседский щенок. Когда пришедшие сантехники взломали дверь и открыли ванную комнату, то на них бросилась посаженная на цепь… Нет, не собака. Это была Ирочка.

Отец сначала кинулся к ней, но не совладал с собой, выбежал вон из квартиры. Потом опять появился с перекошенным лицом и стал неистово целовать девочку, вернее то, что от нее осталось: ножки — по коленки, а ручки по локти были обрезаны по всем правилам ампутации. Культи еще не совсем зажили, от бинта тянулись по полу ленточки крови и гноя. Маленькое существо рвалось в стороны на своей цепочке, поскальзывалось и, падая, ударяясь о ванну, издавало те самые звуки, которые Семенюки приняли за жалобный лай собаки. Язык у Иры тоже был вырезан. Взрослые мужчины не скрывали слез, глядя на полудевочку-полусобаку.

Особая группа задержала этих врачей-садистов. Милиционеры едва сдерживали себя, чтобы не устроить самосуд. Один лейтенант, не выдержав, нанес несколько ударов преступнику в пах и, если бы его не остановили, забил бы насмерть. Но шестеро людей, находившихся в квартире, не успели сдвинуться с места, как все было кончено. Арестованные кивнули друг другу и в тот же миг сверкнули два тонких лезвия. Прежде чем их успели схватить за руки, скальпели, направленные мастерскими движениями, распороли животы обоим и внутренности тяжело плюхнулись на ковер. Оба палача рухнули без признаков жизни. Врач скорой помощи констатировал смерть.

Кроме Иры Семенюк, а точнее того, что от нее осталось, нашелся только Илюша Монин — 4 лет. Его обнаружили недалеко от Тюмени. По грязным одеялам по полу ползало существо, в котором не сразу можно было признать человека: голова с пустыми фиолетовыми глазницами, обрубок туловища и всего одна рука, с помощью которой Ильюша передвигался от валявшегося в углу хламья к алюминиевой миске с кислым молоком, облепленной множеством тараканов. Материалы этого дела попали в разряд секретных.

Газета «Версия», 1995 год, №5

Случилось это в семидесятые годы в Тюмени. Этот жуткий случай был похоронен в архивах. Волна преступлений, прокатившаяся тогда по Тюмени, вызвала массовый шок, который сначала загнал в квартиры население почти целой области, а затем вывел на улицы и чуть не привел к антикоммунистическому перевороту... За месяц из густонаселенного района города исчезли 19 детей. Розыски милиции ни к чему не привели. Последней в этом списке числилась Ирина Семенюк - 2 года, но нашлась она первой.

В городе началась паника. Родители ни на шаг не отпускали детей от себя, многие дети не ходили в школы и детские сады. Сидела дома и Ирочка Семенюк. Так получилось, что однажды отец девочки на своем "Москвиче" задавил у подъезда болонку, принадлежавшую семье молодых врачей, живущих над ними. Он предлагал соседям большие деньги, но те отказались. Через месяц внезапно исчезла Ирочка.

Это был страшный удар для Семенюков, сделавших, казалось, все для защиты своей дочери. В милиции приняли заявление об исчезновении ребенка, не скрывая, однако, что найти ее - надежды мало.

Тем временем по ночам, а иногда и днем Семенюкам стали слышаться странные звуки, будто скулила собака. Зоя, так звали соседку сверху, извинилась и сказала, что они завели щенка, подрезали ему хвост, вот он и скулит.

Петр Семенюк, как обычно, приехал перекусить домой и первое, что ему бросилось в глаза, была вода, стекавшая на дорожку из-под двери ванной. Заливало сверху. Слышно было, как изводится соседский щенок. Когда пришедшие сантехники взломали дверь и открыли ванную комнату, то на них бросилась посаженная на цепь... Нет, не собака. Это была Ирочка.

Отец сначала кинулся к ней, но не совладал с собой, выбежал вон из квартиры. Потом опять появился с перекошенным лицом и стал неистово целовать девочку, вернее то, что от нее осталось: ножки - по коленки, а ручки по локти были обрезаны по всем правилам ампутации. Культи еще не совсем зажили, от бинта тянулись по полу ленточки крови и гноя. Маленькое существо рвалось в стороны на своей цепочке, поскальзывалось и, падая, ударяясь о ванну, издавало те самые звуки, которые Семенюки приняли за жалобный лай собаки. Язык у Иры тоже был вырезан. Взрослые мужчины не скрывали слез, глядя на полудевочку-полусобаку.

Особая группа задержала этих врачей-садистов. Милиционеры едва сдерживали себя, чтобы не устроить самосуд. Один лейтенант, не выдержав, нанес несколько ударов преступнику в пах и, если бы его не остановили, забил бы насмерть. Но шестеро людей, находившихся в квартире, не успели сдвинуться с места, как все было кончено. Арестованные кивнули друг другу и в тот же миг сверкнули два тонких лезвия. Прежде чем их успели схватить за руки, скальпели, направленные мастерскими движениями, распороли животы обоим и внутренности тяжело плюхнулись на ковер. Оба палача рухнули без признаков жизни. Врач скорой помощи констатировал смерть.

Кроме Иры Семенюк, а точнее того, что от нее осталось, нашелся только Илюша Монин - 4 лет. Его обнаружили недалеко от Тюмени. По грязным одеялам по полу ползало существо, в котором не сразу можно было признать человека: голова с пустыми фиолетовыми глазницами, обрубок туловища и всего одна рука, с помощью которой Ильюша передвигался от валявшегося в углу хламья к алюминиевой миске с кислым молоком, облепленной множеством тараканов. Материалы этого дела попали в разряд секретных.

Газета "Версия", 1995 год, №5

Всё было совершенно банально, так, как могло быть и с каждым. Чудесный зимний день, прекрасное настроение, лёгкая зимняя курточка, пение птиц, искрящийся снег. Немного остыла, пришла домой – насморк. На день где-то третий – кашель, жар, головокружение, слабость, удушье. Поняла, что необходимо ехать в больницу, т.к. явно это уже пневмония, т.к. жар уже до того, что хотелось броситься в снег, а сердцебиение и удушье до помрачения мозга. Итак 10.02.2011 я поступила в ГКБ № 54 г. Москвы, из них 20 дней я провела в реанимации. Абсолютно уверена, что врачебной ошибки там не было, а была банальная преступная халатность главным образом Солодовникова Н.Ю. специально меня не лечившего на протяжении 10-ти первых дней. Так он поступал исключительно ради того, чтобы попрактиковаться на мне, так как ничего не умел, сделать мне травмирующую и уродующую операцию «трахеостомия» с мутной формулировкой «всвязи с длительным нахождением на ИВЛ». Делалось всё, чтобы смазать клиническую картину болезни. Сразу после интубации я практически постоянно была без сознания на пропофоле, который его отключает, привязанная, а значит и не шевелилась практически – типичная картина тяжёлой миастении (?), особенно учитывая то, что от пропофола мне всегда становилось холодно жутко, несмотря до того сильно мучивший жар. Плюс гормоны, несмотря на явные противопоказания – бактериальновирусную инфекцию при поступлении, что была по анализам, снижающие имунный ответ организма на микробную агрессию, а значит и лейкоциты в крови. Так я пролежала для три, после чего началась инсценировка видимых улучшений. Я была отвязана, на АХП галантамин (5 мг), который действует вплоть до 12 часов, который принесла им моя мама, не знавшая для чего его будут использовать. С раннего утра и до позднего вечера (22:00) меня «тренировали» - т.е. пытали отключениями от аппарата, во время которых я задыхалась, разбивала руки в кровь о бортик кровати, чтобы меня подключили обратно, но никто не подключал по приказу заведующего, строго-настрого всем приказавшего подключать меня только после 22:00, с чем я и смирилась в конце. Когда, на 10-тый день без лечения, пыток, я уже была на пределе, теряла сознание, мне повезло на двух хороших людей, которые мне дали писать, которым я написала о своей пневмонии, благодаря которым мне был сделан рентген наконец. Была установлена прикорневая пневмония, преимущественно справа. Казалось бы, я была уже спасена, немного антибиотиков, и я сойду с аппарата. Так в принципе и было, 3-ёх день хватило сойти с аппарата, но... перед этим я была изуродована и искалечена, едва не убита Солодовниковым Н.Ю., всё время меня к тому и готовившем. Он боялся, что я могу задышать самостоятельно раньше, чем ему удастся всё сделать задуманное, поэтому приехал в свой выходной. Несмотря на то, что его направлял врач-хирург, Солодовников Николай Юрьевич умудрился прорезать мне трахеостому конкретно таким образом, что был вызван пневмоторакс, из-за чего я едва не скончалось буквально мгновенно. Но, думаю, что благодаря как раз тому хирургу, были приняты меры: ушив места протечки воздуха в плевральную полость, дренажное отверстие в грудной мышце. Я выжила, чудом. Должна особо отметить, что Солодовниковым Н.Ю. постоянно намеренно игнорировались права пациентов. Так, ещё перед назотрахеальной интубацией (искалечившей мне нос, кстати), мне была сделана спинномозговая пункция при моём явном отказе при всех от неё. И вот... вот и трахеостомия мне тоже была сделана без моего согласия, без согласия родственников. И не нужно думать, что мы совершенно не смыслим в законе, траеостомию, вроде бы, разрешающем делать и без согласия пациента. Закон разрешает только экстренную трахеостомию, в случае наступления явной угрозы жизни без возможности интубации или принятия каких-то иных мер поддержания жизни. В моём случае этого не было, я спокойно дышала через интубационную трубку, которую за день до того, мне переставили даже зачем-то (по приказу заведующего), зачем-то травмировав мне трахею и голосовые связки по новой. И вообще не должны были делать мне ту операцию хотя б потому, что на месте проведения трахеостомии была травма трахеи той ненужной повторной интубацией сделанная, плюс гнойный трахеобронхит в полном разгаре. Меня намеренно калечили, намеренно делали трахеостомию в самый разгар гнойно-воспалительного процесса, намеренно длительно швов не снимали после неё, не обрабатывали антисептиками вообще никакими. По статистике у 70% людей после трахеостомии развивается стеноз трахеи, а меня вели к нему вообще планомеренно. Меня намеренно хотели лишить всяких шансов на нормальную жизнь, намеренно хотели отнять её у меня, но не отняли прямо тогда же и там потому, что ошибка та (пневмоторакс) была налицо в виде разрезов в местах неположенных. Остаётся только Господа Бога благодарить за неё, что спас меня вот таким образом, связав руки мучителя. И до сих пор поражаюсь цинизму последней фразы меня искалечившего: «Здесь... будет шрамчик... на память»... Ничего против медицины вообще не имею, т.к. у меня уже были 2 пневмонии, которые удачно лечили до этого нормальные доктора, без всяких трахеостомий и пневмотораксов. Но здесь же был чистый садизм! Расписавшись вчера 27.04.2011 на заявлении моей мамы о выдаче копии моей истории болезни «подготовить», главный врач ГКБ № 54 Нахаев Виктор Иванович сегодня ей в её выдаче отказал. Уверена, что они её подмухлёвывают, если не подмухлевали ещё совсем окончательно. Беззаконие продолжается!