Красноярский суд оправдал врача с более чем 50-летним стажем. Алевтина Хориняк выписала рецепт на сильнодействующее обезболивающее онкологическому больному. За это ее обвинили в сбыте наркотиков. Возможно, только мощный общественный резонанс и поддержка спасли доктора от тюрьмы. Защищают ли российские законы врачей, пытающихся избавить своих подопечных от боли?

Алевтина Хориняк лечит людей еще с 60-х годов прошлого века. Она никогда не проходила мимо человеческих страданий, через ее руки прошло уже несколько поколений пациентов. Семью Виктора Сечина она знала больше двадцати лет. И хотя Хориняк и не была лечащим врачом мужчины, она с самого начала курировала его. Виктор был инвалидом детства, страдал мышечной атрофией - не ходил, не мог себя обслуживать, потом появилось и онкологическое заболевание. Алевтина Хориняк вызывала к своему подопечному на консультацию разных врачей, помогла направить его на операцию, позже обрабатывала швы. Обезболивающие выписывала Сечину его лечащий врач - без трамадола Виктор мог бы просто умереть от болевого шока. Но в 2009 году трамадол исчез из аптек, где его можно было раньше получить по бесплатному рецепту для онкологических больных. Выписывать же «льготнику» лекарство за деньги его лечащий врач не имел права. И тогда Алевтина Хориняк, хотя Сечин был на учете в другой поликлинике, выписала ему рецепт у себя. А в 2011 году к доктору пришла комиссия ФСКН.

«Только бы не умереть опозоренной»

Органы госнаркоконтроля обвинили Хориняк в подделке документов и сбыте сильнодействующего препарата. Алевтина Хориняк рассказала корреспонденту «Ленты.ру», что как раз в те годы у нее самой обнаружили рак. И все, о чем она беспокоилась, - не умереть опозоренной: врач переживала за свою репутацию, которую она ни разу не запятнала, ни разу не нарушила клятву Гиппократа. Обвинения Хориняк не признавала. В поддержку своего доктора жители Красноярска собрали более 600 подписей.

В первом судебном процессе прокурор была неумолима, требуя для Хориняк восемь лет лишения свободы. Однако суд приговорил ее лишь к 15 тысячам рублей штрафа. Но защита обжаловала приговор. Спустить все на тормозах уже было нельзя: в прошлом году дело Хориняк уже обсуждали на одной из международных медицинских конференций. Дело отправили на новое рассмотрение.

На этот раз 73-летняя женщина была оправдана: именно такой приговор вынес 21 октября суд Красноярска. «Моя подзащитная полностью оправдана за отсутствием состава преступления. Если прокуратура не будет обжаловать решение и приговор вступит в законную силу, то Алевтина Хориняк вправе будет обратиться за реабилитацией», - сказал «Ленте.ру» адвокат врача Вячеслав Богданов.

«Закон не защищает ни врачей, ни пациентов»

Можно ли обвинить врача в том, что он не дал человеку умереть от болевого шока? Алевтина Хориняк считает, что и больные, и врачи - заложники нынешней ситуации: «Раньше тяжелых больных клали в специальные отделения больниц. Там они умирали, не страдая от болей, потому что имели право на постоянное обезболивание. Близким не нужно было обивать пороги чиновников, давать взятки врачам, чтобы получить драгоценный рецепт на новую порцию сильнодействующего средства, избавляющего от боли. Я сама когда-то работала в таком отделении - в любое время дня и ночи мы вкалывали, по первой же просьбе пациента, обезболивающее. Был строгий отчет по ампулам, никаких нарушений не было. А с конца 80-х годов онкологические больные стали никому не нужны, теперь все легло на плечи их родственников».

Кстати, масла в огонь этой проблемы добавляет и ход реформы здравоохранения, вылившейся в грандиозный скандал, когда в последние недели стали известны планы чиновников о слиянии больниц. Сейчас это происходит в Москве, но медики опасаются, что такой же подход будет распространен на всю страну. Скажем, 11-я больница столицы сейчас объединена с 24-й ГКБ. А ведь именно на базе 11-й ГКБ еще в 90-х годах, рассказала «Ленте.ру» эндокринолог Ольга Демичева, ставшая негласным лидером врачей, противостоящих этим слияниям, было создано первое в Москве отделение паллиативной помощи: «У нас отработаны методики восстановления больных после кардиологических операций, методики ведения самых тяжелых больных, которые больше нигде не нужны. Представьте - человек с букетом заболеваний, с нарушением двигательных функций, еще и с болевым синдромом, и вдруг у него, допустим, воспаление легких, или инсульт, или диабет - кто с ним будет возиться, кто его будет спасать? А в нашей больнице их выхаживали». И таких пациентов в стране - тысячи, и если не поддержать развитие таких центров паллиативной помощи, каким по сути и являлась до «слияния» 11-я больница, они будут умирать дома от болей и отсутствия помощи и ухода.

Помочь или дать умереть?

По данным Всемирной организации здравоохранения, паллиативная помощь, включающая обязательное обезболивание, требуется в России до 80 процентам онкологических больных и 50 процентам пациентам с ВИЧ. Но страх ожидания боли ставит людей в сложную психологическую ситуацию. Поэтому случаи убийств и самоубийств неизлечимо больных, не получивших адекватную медпомощь, с каждым годом происходят все чаще. А получение обезболивающих у нас сильно забюрократизировано, и многие врачи, опасаясь привлечения к уголовной ответственности, попросту избегают назначения обезболивающих препаратов.

Сейчас порядок назначения и выписывания наркотических лекарственных препаратов регулируется Приказами Минздрава России от 2012 года - об утверждении порядка назначения и выписывания лекарственных препаратов и об утверждении формы бланков рецептов, содержащих назначение наркотических средств или психотропных веществ. А на промежутке от выписки пациента из медицинского учреждения до постановки на учет по месту жительства порядок выдачи наркотических и психотропных лекарственных препаратов для обезболивающей терапии может определяться еще и региональными законодательными нормами. Однако в любом случае, обвинения Хориняк в подделке документов и тем более в сбыте сильнодействующих препаратов, считает Роман Шабров, управляющий партнер юридической фирмы «БРАС», были безосновательными: «Очевидно, что такое расширительное толкование нарушения правила выписки не соответствует как уголовному законодательству, так и законодательству об обращении лекарственных, в том числе наркотических средств». Но облегчает ли это участь других врачей, любой из которых, пойдя навстречу своему пациенту, рискует, как и Хориняк, оказаться на скамье подсудимых?

Как отмечают и медики, и юристы, законодательство, регулирующее вопросы выписки рецептов на сильнодействующие препараты, нужно упростить. Сейчас в недрах Госдумы разрабатывается законопроект об административной ответственности за необоснованный отказ врача выписать онкологическому больному обезболивающий препарат, который содержит наркотические или сильнодействующие средства. То есть, если врач откажет больному в выписке лекарства, он заплатит штраф.

Но, наверное, сначала надо позаботиться и о безопасности самого врача, чтобы он не попал под преследование ФСКН? Страшная смерть контр-адмирала Вячеслава Апанасенко, который, страдая онкологией, в феврале нынешнего года застрелился, не выдержав болей, сначала заставила чиновников взволноваться, власти пообещали, что изменят ситуацию с выдачей обезболивающих пациентам. Тогда Минздрав России написал отдельное Письмо от 27 февраля 2014 года «Об обезболивающей терапии нуждающимся пациентам при оказании им медицинской помощи». В нем ведомство разъяснило, что необходимо «упростить процедуры назначения и выписывания наркотических и психотропных лекарственных препаратов» - разрешить медработникам выписывать нужные препараты. И даже «исключить случаи, препятствующие своевременному обеспечению пациентов обезболивающими препаратами, такие как требование возврата пустых ампул» - действительно, были факты, когда в семье по забывчивости выбрасывали ампулу от лекарства, и потом невозможно было доказать, что препарат был действительно применен по назначению, для купирования боли. «Фактически, сейчас, если принять во внимание разъяснение Минздрава, можно сделать вывод, что законодательство не содержит запрета на получение рецепта для приобретения препарата за полную стоимость в случае невозможности получить его бесплатно», - поясняет юрист компании «ЮСТ» Светлана Бурканова. Возможно, этим и руководствовался суд, решив оправдать Алевтину Хориняк.

Тем не менее на практике врачи опасаются выписывать рецепты на сильнодействующие препараты. И факт возбуждения уголовных дел, подобных делу Хориняк, подтверждает обоснованность таких опасений. Да и сама Алевтина Хориняк рассказала, что все последние годы с момента возбуждения уголовного дела к ней постоянно наведывались комиссии от ФСКН, постоянно требуя отчетов и не давая спокойно работать ни ей, ни всему коллективу поликлиники. В такой ситуации врач ощущает себя подчиненным наркополиции, которая, по мнению Хориняк, «почему-то решила, что может диктовать нам, врачам, как нам лечить наших больных».

Российские врачи обратились с письмом к Владимиру Путину на сайте Change.org, призывая обеспечить право граждан на получение обезболивающих. «Федеральная служба РФ по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН) «расследует» дела по сильнодействующим обезболивающим веществам, которые не относятся к наркотическим средствам. Ее сотрудники постоянно прибегают к провокациям в лечебных учреждениях, подлогам, психологическому давлению на медицинских работников», - говорится в письме.

Профессор НИИ имени Герцена, врач-анестезиолог со стажем более 50 лет Надежда Осипова считает, что сегодняшняя политика государства в области оборота наркотических и обезболивающих лекарственных препаратов ведет к страданиям смертельно больных пациентов. По ее мнению, если врач убежден, что выписанное им лечение показано для пациента, никто не имеет права преследовать врача за его действия.

Алевтина Хориняк. Кадр: YouTube

Врач Алевтина Хориняк, обвинявшаяся в незаконном обороте сильнодействующих веществ из-за рецепта, выписанного умирающему онкобольному, после трех лет судебного разбирательства признана невиновной

Это такое чудо, я до сих пор в себя не приду. Это просто чудо.

Я думаю, что здесь нельзя говорить однозначно. Думала, для чего это, почему... Я в этом только через год, наверное, после первого приговора, увидела руку Бога. А когда начались какие-то сдвиги: где-то волнения, врачи начали осознавать, что они унижены и больным ничем не могут помочь, беспомощные… И в результате посмотрите, какое у них самосознание: около трех тысяч врачей подписали . Это же какой прорыв!

Я думаю, что еще огромную роль сыграли журналисты – особенно в том, что донесли это до власть предержащих.

Я уже забыла, как это проходит [оглашение приговора. – Открытая Россия]. Когда сегодня судья читала приговор, я снова услышала там те же фразы, что и у прокурора, и у меня уже появилась мысль: «Ну все, надо начинать все сначала». Как перед бетонной стеной я опять встала.

Это [возможно. – Открытая Россия] только благодаря тому, что Бог открыл все сердца, задействовал всех, кого только возможно, и все работали на мое оправдание.

Врачи уже свыклись. Например, у меня одна врач выписывала своему сыну-наркоману – он же страдал, у него ломки! Он кричит от боли. Ее судили особым порядком, присудили штраф, а статьи уголовные. И себе они получили показатели. Очень многие врачи, конечно, боятся этого: что они признают вину, им лепят статьи, какие хотят, и тут же дают штраф, например, десять тысяч. И все, и они с этими судимостями сидят.

Я думаю, что произошел огромный прорыв, потому что врачи везде теперь пишут и свою боль высказывают. Когда он в поликлинике один среди всех – это одно дело. А когда уже на таком уровне…

Это объединило врачей и дало им возможность вернуться к самосознанию: что они врачи, а не обслуживающий персонал. Нас же приравняли к обслуживающему персоналу, и естественно, к нам и отношение такое. Так же, как и у учителей. Вместо того, чтобы являться основополагающим звеном нашей страны, политики, всего существования. А что получается? Все боятся, забитые. Этот страх у нас все равно сидит.

Госнаркоконтроль ходит по аптекам, и те, кто занимается легальным оборотом, сидят в аптеках. Как мне говорила заведующая, два месяца полковник сидел в аптеке и выбирал рецепты Хориняк. И по всем аптекам они этим занимались. Такого же не было раньше. До 2011 года они не ходили по аптекам, а потом, по-видимому, увидели, что это очень легко – статьи врачам присваивать. Но я думаю, что самосознание у врачей еще поднимется: что если, например, наше руководство не закупает препараты, то нужно поднимать эти вопросы.

На законодательном уровне я смотрю на это все, и понимаю, что правильную мысль высказал Вячеслав Апанасенко [страдавший раком поджелудочной железы контр-адмирал Вячеслав Апанасенко 6 февраля 2014 года выстрелил себе в голову из наградного пистолета после того, как его супруга из-за бюрократических проволочек не смогла получить рецепт на обезболивающее в районной поликлинике – Открытая Россия]: что виновато правительство и министерство здравоохранения. Наше местное министерство полностью подчинено и ничего не может решать самостоятельно. И они просто сидят в креслах и выполняют волю свыше. Все идет оттуда – из Москвы, от руководства, и они контролируют движение финансов, что закупать и сколько.

Льготная помощь больным – это такой фарс. Они все перешли на лекарства российского производства. Я, например, не могу доверять препаратам, которые изготовлены в Московской области: Петушинский район, какое-то село. Или Ленинградская область, какой-то район. А куда делись огромные фармацевтические заводы? Больные получают эти препараты, а они им не помогают. И они вынуждены покупать импортные препараты, только вот что они с этой пенсии могут купить? Я иногда даже… У меня был случай, что я уезжала в отпуск, а больная оставалась без препарата. И говорит: «Я буду обращаться в министерство, как я буду без препарата?» Я говорю: «Ну я же вам заменитель выписала». – «Пусть они сами этот заменитель принимают». И в итоге я пошла в аптеку и купила ей препарат за 700 рублей, потому что она его не может себе купить с пенсии в 5-6 тысяч.

Может быть, скоро уже снимут это льготное обеспечение? Пора, думаю, его снимать, и делать адекватные, нормальные цены на препараты в аптеках. Эти цены завышены раз в 10 точно. Из воздуха делают деньги эти компании.

Я вот сейчас пришла на работу, сижу, смотрю бумаги, а мысли летают в разные стороны. И еще надо на вызовы пойти.

Я думаю, что все-таки что-то сдвинется, это очень здорово.

Кто и как поступил бы окажись на её месте? Алевтина Хориняк говорит, что поступила бы так же, даже если бы знала, какая расплата последует за её помощь онкобольному.
Резонансное дело об осужденном враче, всколыхнувшее общественность Красноярска, не оставило в стороне равнодушных.

Знакомство семьи Сечиных и Алевтины Хориняк давнее. Ещё в 90-х годах они встретились, будучи прихожанами православного храма. Алевтина Петровна, приметив парня на инвалидной коляске, которого привозили в церковь родные, однажды решилась и подошла познакомиться. И оказалось, что Виктор, несмотря на тяжёлый физический недуг, имеет светлую голову, отличную эрудицию, весьма начитан. Общение с интересным собеседником продолжилось, и постепенно знакомство стало близким. А когда на участке в поликлинике, где обслуживалась семья Сечиных, не оказалось участкового терапевта, Анастасия Тимофеевна, мать Виктора, обратилась к Хориняк за помощью. С тех пор Алевтина Петровна фактически стала их семейным врачом. В 90-е годы умер от рака муж Анастасии Тимофеевны, отец Виктора, который тоже нуждался в медицинской помощи.

Виктор страдал врожденной амиотрофией мышц, которая привела к параличу ног. «По выходным, после работы она спешила к нам, помогала и Вите, и другим членам семьи, - рассказывает Анастасия Сечина. - Никогда мы не слышали отказа, наоборот, были окружены вниманием. Вите требовался специализированный уход, когда он окончательно слег. Появились пролежни, язвы, с которыми нужно было постоянно бороться. Мы всегда могли рассчитывать на помощь Алевтины Петровны - она разыскивала мази, которые могли помочь, сама ухаживала за Витей».

Нередко и лекарственные препараты приобретались врачом за свой счет, не только Виктору, но и другим пациентам. «Алевтина Петровна - добрейший человек и настоящий врач, из кагорты тех, кто свято соблюдает клятву Гиппократа, - так и напишите, пожалуйста, - беспокоится Анастасия Тимофеевна. - Когда мы узнали, что из-за нас на неё возбуждено уголовное дело, все страшно переживали. Надеялись только, что следствие разберется и выяснит правду».

Другая фигурантка нашумевшего уголовного дела - давняя подруга семьи, ещё с 80-х годов, - Тамара (имя изменено). Она дружила с рано умершей дочерью Анастасии Тимофеевны, также была прихожанкой церкви и много помогала Виктору. По случайности, Тамара работает провизором в аптеке, но с сильнодействующими веществами дела не имела (это обстоятельство сыграло злую шутку, когда было возбуждено уголовное дело).

Беда не приходит одна

В 2007 году у Виктора было диагностировано онкологическое заболевание. Операцию в стационаре делать отказались - повышенная ломкость костей и другие особенности состояния пациента оставляли мало надежд на благополучный исход. Опухоль вскрыли в домашних условиях, сделал это хирург-уролог, которого нашла и пригласила Алевтина Петровна. Заболевание развивалось быстро, и уже в 2008 году больной нуждался в обезболивании с помощью наркотических средств. Добивалась их назначения та же Алевтина Петровна - не было сил смотреть, как Виктор мучается. По её настоянию была собрана специальная комиссия из онкодиспансера, которая прописала пациенту дюрогезик (фентанил) в виде пластыря, а когда и его стало недостаточно, добавили злополучный трамадол. Эти лекарства Виктор получал бесплатно. Другие средства ему не подходили, так как вызывали кровотечение, снотворные он также не мог принимать.

В 2009 году с поставками льготного трамадола случились перебои. У Виктора 30 апреля - день рождения, на которое всегда собирались друзья семьи, в числе которых была и Алевтина Петровна. Когда незадолго до этой даты она пришла к Сечиным, то сразу заметила неладное. У Виктора были сильные боли - он пожаловался, что трамадол заканчился, а в аптеках льготного лекарства нет. Лечащий врач из поликлиники, к которой был прикреплен Виктор, не имела права выписать платный рецепт, так как по закону больной должен был получать трамадол по льготе. «А закона, который защищает право больного на избавление от мучений, видимо, нет», - отметила Хориняк на суде.

Таким образом, получалось, что перед длинными майскими праздниками Виктор оставался один на один с сильнейшими болями. «Был день, когда сын криком кричал: Мама, мамочка! Помоги! - восьмидесятилетняя женщина чуть не плачет, вспоминая события четырехлетней давности. - Что было делать?»

Обзванивая все аптеки города одну за другой, родные нашли несколько стандартов лекарства, которые можно было купить за деньги. Препарат продавался в двух различных дозировках. «Выписывайте платный рецепт и приезжайте - он стоит-то копейки, какие проблемы!», - заявили провизоры. «Мы упали в ноги Алевтине Петровне с просьбой о помощи, - говорит Анастасия Тимофеевна. - Да и кто бы мог отказать в такой ситуации - только человек, который совсем не имеет сердца и сострадания».

Так как нужный препарат находился в аптеке на другом конце города и в небольшом количестве, врач выписала сразу два рецепта на разные дозировки - на случай, если к моменту покупки останется только что-то одно. Теперь стояла задача выкупить и привезти лекарство. Получилось так, что сделать это родные Виктора не могли, и он обратился с просьбой к Тамаре, давней знакомой семьи. Та съездила и привезла спасительный трамадол, купив его за свои деньги. Но здесь она совершила ошибку, которая впоследствии сильно аукнулась. Подавая в окошко оба рецепта, женщина рассчитывала, что провизор выдаст лекарство по одному из них, а получила на руки уже чек и три стандарта трамадола - по обоим рецептам. Как бы то ни было, лекарство семье удалось растянуть до следующей льготной поставки - 22 мая. В дальнейшем поступление препарата было более регулярным, и больной получал его по льготе.

Суд да дело

Виктор Сечин был ещё жив, когда специалисты из Наркоконтроля при проверке аптеки обнаружили получение трамадола по двум платным рецептам. В 2011 году было возбуждено уголовное дело по ч.3 ст.234 (незаконное приобретение сильнодействующих или ядовитых веществ) и ч.2 ст.327 (подделка официального документа с целью облегчить совершение другого преступления) УК РФ. Алевтина Хориняк и Тамара Н. оказались в составе «преступной группировки». Женщинам угрожало лишение свободы на срок от четырех до восьми лет, но на суде, который состоялся 20 мая 2013 года, прокурор попросила лишь оштрафовать их на 15 тысяч каждую.

«Человек из Наркоконтроля приходил к нам домой. Я провела его к Виктору - ведь сын мог бы подробно рассказать, как обстояло дело, куда он звонил, к кому обращался за помощью в конце апреля 2009 года. Голова у него оставалась ясной, несмотря на очень тяжелое к тому времени физическое состояние. - говорит Анастасия Тимофеевна. - Но мужчина только заглянул в комнату и сразу выскочил: «Что с ним разговаривать!» А вскоре Вити не стало».

Несмотря на мягкость приговора, которая отчасти подтверждает малую степень виновности, осужденные женщины свою вину не признали и намерены бороться за честное имя дальше - судимость по такой уголовной статье ложится на репутацию тяжёлым грузом. Как отмечает адвокат Вячеслав Богданов, даже по простой человеческой логике обстоятельства дела, на которые указывает суд, не стыкуются и не могут свидетельствовать о виновности по указанным статьям.

Из материалов уголовного дела следует, что женщины организовали преступную группировку с целью сбыта сильнодействующего вещества. Трамадол Тамара приобрела на личные средства, напомним, - интересный сбыт! Кроме того, факт выдачи рецепта и покупки по нему лекарства был единичным - только тогда и одному больному.

Процитируем небольшой отрывок, который дает представление о позиции защиты: «Отсутствует объективная сторона преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 234 УК РФ, так как она выражается в незаконных приобретении, хранением в целях сбыта и незаконным сбыте сильнодействующих веществ. В то же время, согласно позиции, выраженной Пленумом Верховного суда в п. 13 Постановления от 15.06.2006 года № 14, рецепты, по которым Т. приобрела«трамадол» для С.В.Р., были, оформлены и выданы законно, так как больной имел соответствующие медицинские показания. Соответственно, приобретение препарата «трамадол» по таким рецептам и передача его лицу, имеющему медицинские показания к его применению, не могут расцениваться как незаконные».

«Онкобольные умирают на руках родных»

Несмотря на сложность ситуации, в которой она оказалась, на своих проблемах врач не останавливается. Душа Алевтины Петровны болит о тех, кто умирает от тяжёлой болезни, не имея для этого надлежащих условий и необходимой медицинской помощи. «Когда в 60-е годы я работала в онкологическом отделении, умирающие онкобольные содержались в стационаре. За ними ухаживал персонал больницы, обезболивание проводилось постоянно в соответствии с состоянием больного. Не секрет, что больных раком в терминальной стадии мучают сильнейшие боли, и в стационаре они получали ту поддержку, которая была им необходима», - говорит врач.

Система помощи безнадежным больным стала разваливаться в конце 80-х годов, с приходом перестройки. Постепенно мы пришли к тому, что онкобольных в стационарах вообще не содержат - после проведения курса лечения или операции выписывают домой, на руки родных, которые зачастую не имеют времени, возможностей и здоровья, чтобы обеспечить надлежащий уход. Это ситуация трагическая, и каждая семья справляется с ней самостоятельно. «На весь миллионный Красноярск существует только один хоспис на 30 человек, где умирающим от рака помогают уйти из жизни достойно. Остальные по сути брошены на произвол судьбы», - с горечью отметила Алевтина Хориняк.

Несколько следователей, оперативные группы работали четыре года! Если бы средства, которые государство бросило на то, чтобы уличить двух женщин в страшном преступлении, «сбыте» трех упаковок лекарства общей ценой 286 рублей, пустить на помощь онкобольным, строительство хосписов, может быть, наше общество выиграло бы больше? Вопрос риторический…

Татьяна Руденко (АиФ)
обработал zabazz для сообщества

Знаменитый терапевт рассказала о гражданской позиции и личном счастье.

Когда впервые видишь Алевтину Петровну в реальности - кажется, что красноярский врач, прославившаяся на весь мир, никак не старше пятидесяти. Моложавая, но не скрывающая своих 73 лет, подтянутая, полная замыслов Хориняк никогда не стремилась быть известной. Но благодаря вере о свою безусловную непогрешимость перед законом она добилась отмены самого несправедливого, по оценке терапевта, судебного решения в её жизни. И убедилась в том, как велика сила гражданского общества. В этом признании нет избыточного пафоса - только вера в людей и их способность вместе добиваться истины.

«Советские люди - хозяева жизни»

Много лет назад молодой терапевт Алевтина Хориняк не единожды выступала в защиту людей, причем не обязательно пациентов: «Если мне становилось известно о какой-то проблеме человека - отсутствии места в детсад для ребенка, квартиры, - я шла напрямик: обращалась в головную организацию, где работал этот человек, записывалась к большим начальникам на личный прием и просила за этих людей. Могла даже в Москву поехать! Такая была активная позиция… Но я не была коммунисткой или профсоюзным боссом. Меня часто спрашивали: а зачем, мол, пришла, на каком основании? А я в ответ - я же гражданин СССР, вся эта жизнь - для нас! Я искренне считала, что мы все, советские люди, - хозяева этой жизни…».

Когда Алевтине было чуть больше двадцати («времена Хрущева»), она с ужасом подсчитала: когда наконец-то наступит коммунизм, ей стукнет целых 47 лет! И горько сожалела, что не сможет отдавать то, что должна обществу, в полной мере, окажется у него «на содержании». Ведь получать от государства она будет по потребностям, а отдавать по способностям… Чем? Силы-то будут уже не те…

Через много силы понадобилось даже больше, чем она могла вообразить. Главная битва за права человека предстояла ей в канун 70-летия. После 23 лет работы в онкологическом отделении Красноярской краевой клинической больницы, в краевом и городском туберкулёзных диспансерах, в поликлинике № 4 врач попала под следствие. А потом её отдали под суд.

Знаменитый процесс, длившийся с 2011 по 2015 годы, о котором написано примерно 170 тысяч информационных сообщений, статей, репортажей в региональных, российских и зарубежных СМИ, мог стать одним из множества в бесконечной веренице судебных разбирательств. Однако настойчивость Хориняк и её сторонников привела к настоящей революции.

Рецепт

Алевтину Петровну и её знакомую обвиняли в незаконном обороте сильнодействующих веществ в крупном размере и подделке документов. Женщинам грозил длительный срок лишения свободы. Разбирательства длились четыре года, но это лишь публичная часть, вершина айсберга, кусочек жизни человека.

За несколько перед этим лет терапевт, отслуживавшая в медицине больше 40 лет, приняла религию. Однажды в доме молитвы увидела инвалида. Виктор был почти неподвижен, вспоминает Хориняк: «Он мог находиться только в одном положении - сидеть, у него могла двигаться голова, все остальное тело было парализовано. Даже спать ему приходилось сидя. А ухаживать за инвалидом с детства, получавшим какую-то смешную пенсию, должны были престарелые мать и отец. Когда я познакомилась с Виктором, сразу сказала: «Я тебя до конца своей жизни не брошу, буду тебе помогать!».

Она стала посещать прикованного к коляске чуть ли не ежедневно, приносила ему продукты, меняла белье. Покупала дрова и уголь на свои деньги - опекаемая ею семья жила в частном доме в Николаевке. Потом из жизни ушел отец Виктора, а вскоре у инвалида обнаружили рак. Тогда Алевтина Петровна стала выписывать ему сильнодействующие лекарства, а покупала их в аптеке её знакомая. Один из рецептов подвёл Хориняк под уголовную статью.

По словам врача, никакие законы она не нарушала. Но рецепт, выписанный Виктору ещё в 2009 году, неожиданно всплыл в 2011-м, когда начались первые проверки силами только что созданного подразделения по контролю за легальным оборотом наркосодержащих средств. Этот оборот составляет 240 килограммов в год на всю страну, - говорит Хориняк, - а нелегальный оборот - 80 тонн. Терапевта вызвали к следователю, молодой женщине, которая объявила доктору: «вас подозревают в выписке лекарств и получении сильнодействующего обезболивающего средства по одному чеку, но по двум рецептам в разной дозировке».

Тогда Алевтина Петровна ещё не понимала, насколько тяжкое обвинение ей грозит. Его заслонили другие переживания.

«Когда я только начинала работать врачом (после окончания фармацевтического училища я закончила медвуз и параллельно работала в клинике), то видела, как организована медпомощь больным онкологией. Тогда, правда, и количество таких пациентов было в десятки раз меньше. Но если пациент становился «тяжелым» - неизлечимым, его не бросали на произвол судьбы и не оставляли с его болью. Человека госпитализировали, давали обезболивающее, достойно доводили до последних дней жизни. Потом как-то неожиданно всё поменялось. Пациентов на крайних стадиях болезни раком отправляли домой. А если они испытывали муки - это никого не интересовало. Судя по всему, принцип гуманизма в медицине был заменен на принцип экономической целесообразности. Но что делать таким брошенным людям?» - вопрошает врач. В её жизни тоже были испытания, связанные с болезнями. Она сама несколько лет назад пережила операцию по удалению злокачественной опухоли. Из-за рака ушёл из жизни муж Алевтины.

Но когда внучка, студентка юридического факультета, растолковала бабушке последствия уголовного обвинения (лишение свободы до 10 лет, крупный штраф), доктор начала активные действия. Заявила следователю, которая предлагала ей согласиться со всеми пунктами обвинения в обмен на якобы относительно небольшой штраф, прямо в лицо: «Вы же хотите обвинить неповинного человека!»

После такого демарша врача, которая, похоже, произвела сильное впечатление на следователя убежденностью в своей правоте, уголовное дело пролежало под сукном полгода. Но в 2013-м было активировано.

Суд без дела

В течение года дело слушалось в суде Октябрьского района Красноярска. Под финал разбирательств Алевтина Хориняк по предложению родственника позвала СМИ - когда поняла, что все её аргументы и свидетели фактически игнорируются. «За меня подписались тогда около 600 человек - это мои пациенты в красноярской поликлинике № 4, где я работала последние 20 лет», - вспоминает Хориняк.

Следом за местными журналистами на одно из заседаний суда приехала правозащитница из международной организации Human Rights Watch. Но суд перенесли: возможно, кому-то не хотелось, чтобы приезжая видела этот «позор» системы. Когда объявили приговор (штраф в 15 тысяч рублей), Алевтина Хориняк сказала судье «Зачем нужно было столько тратить времени и сил государственных чиновников, ведь вы прочитали приговор, который слово в слово повторял обвинительное заключение, которое мне предъявляли год назад?»

Жернова системы Хориняк испытала на себе. «Если бы не мой адвокат Вячеслав Богданов и не простые красноярцы, журналисты, конечно, я ничего бы одна не добилась», - говорит врач. Затем была апелляция в краевом суде, пересмотр дела, протест прокуратуры, которая решила воспротивиться отмене обвинительного приговора. Но в 2014 году Алевтину Петровну полностью оправдали.

Одновременно об Алевтине Хориняк узнал весь мир. Журнал «Forbes» признал её женщиной года-2014. В том же году ей вручили награду в номинации «Персональная социальная ответственность», которой отмечаются признанные международным сообществом достижения россиян. Награду она получала из рук телеведущего Владимира Познера, что само по себе сочла наградой. Она вспоминает: событие было очень торжественным и волнительным - в одной номинации с ней выступали «звёзды» Константин Хабенский и Наталья Водянова со своими благотворительными проектами. Но победили она, врач из Сибири.

Ей довелось выступить перед президентом России на форуме «За качественную и доступную медицину» Общероссийского народного фронта (ОНФ) осенью прошлого года. Её инициатива касалась создания в России кабинетов неотложной помощи для онкологических больных. Это, по мнению врача, помогло бы снизить волну самоубийств пациентов с такими заболеваниями.

Просто любовь

«Вот вы спрашиваете, как это можно любить больных?» - говорит мне Алевтина Петровна. - Не каждому доктору это дано, хотя вроде и профессия есть. Иногда даже врачи в моей поликлинике просили принять их пациентов - так тяжела, увы, наша миссия. Я всегда старалась не просто лечить больных, но вникать в их семейные дела, меня часто ругали за это, мол, негоже терапевту так вести себя. Но за 21 год работы в поликлинике я лечила по три поколения почти в каждой семье на своем участке. Была своего рода семейным доктором. У меня у самой было так, что пришлось растить внучек, брала их нередко с собой, когда ходила по квартирам больных, но я всегда стремилась к тому, чтобы каждый посетитель моего кабинета был удовлетворен лечением, был доволен».

Уволилась она только осенью прошлого года: Хориняк стало тяжело исполнять новые обязанности по заполнению электронных карточек и одновременно уделять по 10-15 регламентных минут каждому пациенту.

К этому времени суд принял решение по её иску к Минфину России и Наркоконтролю. В результате Хориняк возместили моральный вред за неправомерное действие госоргана - 400 тысяч рублей. Деньги ей выплатили месяц назад - в конце декабря.

Одновременно в её семье произошел новый «разворот».

У Алевтины Петровны - взрослая дочь, три внучки и правнук Савелий. В малыше она души не чает. И всё вроде бы шло к тихой жизни в кругу сложившейся семьи. Как вдруг один из единоверцев Хориняк сделал ей предложение.

​

С Павлом Сиско они знакомы несколько лет. Он строитель на пенсии, ему 74 года. Руку и сердце Павел предложил на день рождения Алевтины, в октябре 2015-го. Пришёл, как положено жениху, с цветами и тортом. Она сначала категорически отказалась - мол, какая свадьба на восьмом десятке лет? Потом приняла предложение.

Процедура бракосочетания, несмотря на мировую известность невесты, прошла скромно, по-домашнему, в конце декабря прошлого года. На следующий день пара уехала в Абакан, чтобы сочетаться браком по своему религиозному обычаю. На днях закончился медовый месяц, и Алевтина Хориняк готовится взять новую фамилию. А затем вместе с мужем собираются строить домашнюю церковь. Что это за проект, Алевтина Петровна держит, что называется, в уме.

Влияние

По поводу своего судебного дела она говорит, что в крае по таким обвинениям осуждено множество врачей. Однако ни один из них не пошёл по стопам Хориняк, несмотря на созданный ею правовой прецедент.

Впрочем, в медицинском законодательстве страны «подвижки», названные по имени Хориняк и генерала Апанасенко, совершившего самоубийство на почве онкологического заболевания, всё же произошли. Адвокат Вячеслав Богданов считает, что следствие допустило грубые ошибки. А «дело врача» оказало прямое воздействие на некоторые правовые акты - появился, например, под занавес 2014 года приказ минздрава, либерализовавший выписку лекарственных препаратов специального назначения. В прошлом году изменено около 40 нормативных актов, связанных с помощью онкологическим больным.

А Алевтина Хориняк, женщина года, победитель системы, потомственный доктор, глубоко верующий человек, верит, что любовь и терпение могут многое. Наверное, даже всё.

Благодарю за эти все три с половиной года, потому что за эти три с половиной года я чувствую, что уже отсидела срок, потому что я не свободна. Но, кроме того, открылось мне, что Бог использовал меня как сосуд, через который открылось ужасающее положение онкологических больных.

Возможно, для уголовных и всяких статей это не имеет значения, но вы поймите, что онкологические больные в России никакой помощи не имеют, они умирают в страшных муках. Это была последняя капля, переполнившая чашу беззакония. По всей России врачи бесправны, потому что чуть что, где-то выписал или оказал помощь — уже Госнаркоконтроль, строгий контроль. Врачи стараются не выписывать этим больным. Но этого мало. Не закупаются препараты. С мая 2013 года по настоящее время нет по федеральной льготе трамадола. Как эти больные лежат, как они получают — это тоже большой вопрос.

Это суд не против меня, это суд против системы. Уже наболело. Более 2,5 тысяч врачей России подписали обращение к Путину, в Госдуму, в прокуратуру, в Генеральную прокуратуру. Почему? Потому что дальше уже терпеть невозможно. И здесь, на месте, в Красноярске, почему врачи молчат? Потому что боятся. Если уже врач по какой-то причине попал в эту машину, он без уголовной статьи не выйдет, поэтому все боятся. Виноват или не виноват — никто не разбирается.

Вот я слушала госпожу прокурора и это обвинительное заключение, и она еще подчеркнула, что я подписала его. Но я вообще не понимала все время, что против меня вот такое уголовное дело за тяжкое уголовное преступление. Я даже не могла себе представить, что это — за помощь онкологическому умирающему больному в тот момент, когда он не мог нигде достать этот препарат (как этот препарат мог быть, если его не было в аптеках, и только можно было платно выписать?). И я считаю, что нет никакого преступления в том, чтоб выписать платный рецепт на препарат, который подлежит учету. Он учету подлежит. Нигде не сказано, что он наркотический или еще какой. Но учет для чего? Чтобы убедиться, что именно больной по показаниям получил. Почему я в рецепте написала подлинную фамилию, подлинные все данные, подлинный препарат. Если бы я хотела что-то другое сделать, то, возможно, я бы не указывала этого человека. Но здесь больной действительно нуждался, и он имел право на получение помощи. Я имела право ему оказать эту помощь, потому что кроме меня в его окружении из врачей никого не было, а я за ним до этого 20 лет ухаживала. Это уже был как мой брат, как мой сын. Я никогда не думала, что это может быть таким страшным преступлением.

Жизнь наших больных — от укола до укола промедола. Никто из врачей даже не слышал о продленном морфине. Понимаете, не оказывается. Не оказывается почему? Потому что не заказывается. В связи с моим делом был проведен анализ по Красноярскому краю за 2012 год. Правительство нашего края, медицинское руководство заказало 5080 упаковок Дюрогезика, который дает человеку нормально жить во время болей, потому этот препарат медленно поступает, и человек в течение трех дней может общаться, ходить, вести полноценную жизнь. Сделали этот анализ — оказалось, что выкупили только 560 упаковок. По нашим расчетам, онкологического института имени Герцена, где-то 30% онкологических больных получают эту помощь, а по формуле ВОЗ — 3% получают эту помощь.

Мы все люди, и никто из нас не гарантирован. Вы представьте себе, в каких состояниях оказываются эти онкологические больные. Поэтому я просто вынуждена была сделать эту выписку, потому что больным ничего не остается, как умирать в муках.

В феврале 2014 года произошла , и вы знаете, что тоже еще виток произошел. Почему? Потому что человек государственный, острого ума, достойный, заслуженный, он сразу определил виновных, он сказал: виновато правительство и министерство здравоохранения в моей смерти. На сегодняшний день вот такое положение — безнадега, полная безнадежность.

За сегодняшним судебным процессом надо мной следит весь мир, и это не слова, это на самом деле. Две с половиной тысячи врачей России подписали, везде – Всемирная организация, Европейская ассоциация паллиативной помощи. Паллиативная помощь у нас, в России вообще в зародышевом состоянии. Я уж не говорю о том, что у нас хоспис на край — 30 человек. То есть практически эти больные предоставлены самим себе и родственникам. И если врач посещает, то еще, слава Богу, хоть какая-то поддержка есть.

А вот в ситуации с Виктором Сечиным — с 30 по 22 мая не было выписано. Ну, как он мог, где он мог получить этот препарат? По этим трем листочкам, которые были вклеены задним числом, что препарат есть, и болей и у него нет? Смерть Вячеслава Апанасенко привлекла внимание правительства, министерства здравоохранения и широких общественных слоев. Мои больные, 600 человек, переживают до сих пор… Понимаете, это угроза национальной безопасности – возмущение людей. Это я не придумываю. Я говорю: «Вы что? Меня тогда посадят еще за подстрекательство». Мои больные даже с плакатами готовы выйти, прийти сюда, везде пойти, потому что люди возмущены, потому что у каждого кто-то в семье умирал в муках. Такие вещи происходят! Вплоть до того, что родственник едет, на коленях стоит, умоляет онколога, и онколог едет с ампулкой, и делает этот укол. Это просто уже какая-то дикость наших нравов.

Я слушала прокурора, и, вы знаете, возмущение было: сколько можно называть белое черным? А Господь говорит: «Горе вам, называющим белое черным». И: «Касающееся вас, касается зеницы ока моего». Мы – дети Божьи, мы – верующие люди, да неужели мы можем пойти на такие страшные тяжкие уголовные преступления? Кроме того, что мы хотели оказать помощь, и оказывали ее, мы ходим перед Богом. Знаете, сегодня суд человеческий, но мы все стоим пред Господом, и Господь видит, Он обозревает всю землю, и мы предстанем перед судом Всевышнего. И что там скажут? Что скажете? Надеюсь на здравый смысл, на совесть, на истину, что она все-таки восторжествует. Аминь.