I Конкурс.

Есть Бог, есть мир; они живут вовек
А жизнь людей мгновенна и убога,
Но всё в себя вмещает человек,
Который любит мир и верит в Бога.

Николай Гумилёв

По договорённости с наместником мужского монастыря в честь Святых Царственных Страстотерпцев в урочище Ганина Яма иеромонахом Феодосием решено выпустить поэтический сборник, представляющий читателю поэзию, в которой открывается путь к нравственному и духовному совершенствованию.
По результатам конкурса часть стихотворений будет передана редакционной коллегии, в которую входят настоятель монастыря Феодосий, поэты, филологи для рассмотрения вопроса о включении в сборник. Публикация в сборнике бесплатная.

Правила конкурса:

1. ТЕМА. На конкурс принимаются стихи о Боге, о вере, о царе и царской семье, об обычных человеческих ценностях - семье, любви к ближнему, детям, о мире и месте человека в этом мире, о светлом и чистом в душе человека количеством ДО ТРЁХ от одного реального автора. Стихотворения должны быть объёмом до 64 строк.
2. ОПЛАТА. Участие в конкурсе платное (в отличие от публикации в сборнике;). Взнос – 100 стихобаллов за каждое стихотворение. Баллы перечислять на логин uralpoet.
3. ОГРАНИЧЕНИЯ. Не принимаются стихи, не соответствующие теме, а также содержащие нецензурную лексику.
4. ЗАЯВКА. Под этим анонсом в рецензиях написать название стихов и дать ссылку на них (на размещение их на Вашей странице). Указать «Баллы перечислены» и, конечно, перечислить их. После прихода Ваших баллов и проверки стихотворения редактором на соответствие правилам мы напишем, принято ли произведение. В случае невозможности принять его (несоответствие теме, например) баллы не возвращаются. Возможна замена произведения. Поэтому будьте, пожалуйста, внимательны изначально.
5. СРОКИ проведения – октябрь 2010 г.
6. ГОЛОСОВАНИЕ. По мере поступления стихов мы в отдельной публикации будем дополнять список принятых работ. Сами участники после окончания приёма произведений выставляют каждому стихотворению (кроме своего/своих) баллы от 1 до 10. Голосовать всем обязательно! Не проголосовавший участник снимается с конкурса. Подробнее о голосовании читаем здесь:
7. ПРИЗЫ. За первые три места предусмотрены материальные призы: книги современных поэтов и прозаиков, А ТАКЖЕ публикация в сборнике.
8. ЕЩЁ ПРИЗЫ. По результатам голосования часть произведений будет отобрана редакцией для рассмотрения вопроса о публикации. Сколько стихотворений будет отобрано, сказать пока трудно. Всё зависит от вашей активности.

Ведущий конкурса: Ольга Шарова

Предлагаем вниманию читателей отрывки из воспоминаний золовки великого поэта Анны Гумилёвой.

БУДУЧИ замужем за старшим братом поэта, Дмитрием Степановичем, я прожила в семье Гумилёвых двенадцать лет.

Впервые я познакомилась с поэтом в 1909 году. Я поехала с моим отцом в Царское Село представиться семье моего жениха. Вышел ко мне молодой человек 22 лет, высокий, худощавый, очень гибкий, приветливый, с крупными чертами лица, с большими светло-синими, немного косившими глазами, с продолговатым овалом лица, с красивыми шатеновыми гладко причёсанными волосами, с чуть-чуть иронической улыбкой, необыкновенно тонкими красивыми белыми руками. Походка у него была мягкая, и корпус он держал чуть согнувши вперед. Одет он был элегантно.

От моего жениха я много слышала о Коле, и мне интересно было с ним познакомиться. Я внимательно за ним наблюдала.

Он держал себя скромно, но по всему было видно, что этот молодой человек себе на уме. Он был уже принят тогда в "Общество ревнителей художественного слова" и стал сотрудником журнала "Аполлон".

НИКОЛАЙ Степанович Гумилёв родился в Кронштадте 3-го апреля 1886 года, в сильно бурную ночь, и, по семейным рассказам, старая нянька предсказала: "У Колечки будет бурная жизнь". Ребёнком Коля был вялый, тихий, задумчивый, но физически здоровый. С раннего детства любил слушать сказки. Когда сыновья были маленькими, мать им много читала и рассказывала не только сказки, но и более серьёзные вещи исторического содержания, а также и из Священной Истории. Помню, что Коля как-то сказал: "Как осторожно надо подходить к ребёнку! Как сильны и неизгладимы бывают впечатления в детстве! Как сильно меня потрясло, когда я впервые услышал о страданиях Спасителя". Дети воспитывались в строгих принципах православной религии. Мать часто заходила с ними в часовню поставить свечку, что нравилось Коле. С детства он был религиозным и таким же остался до конца своих дней - глубоко верующим христианином.

По натуре своей Коля был добрый, щедрый, но застенчивый, не любил высказывать свои чувства и старался всегда скрывать свои хорошие поступки. В дом Гумилёвых многие годы приходила старушка из богадельни, так называемая "тётенька Евгения Ивановна", хотя тётей она им и не приходилась. Приходила она обыкновенно по воскресеньям к 9 ч. утра и оставалась до 7 вечера, а часто и ночевать. Коля уже за неделю прятал для неё конфеты, пряники и всякие сладости, и, когда Е. И. приходила, он, крадучись, не видит ли кто-нибудь, давал ей и краснел, когда старушка его целовала и благодарила. Чтобы занять старушку, Коля играл с ней в лото и домино, чего он очень не любил. В детстве и в ранней юности он избегал общества товарищей. Предпочитал играть с братом, преимущественно в военные игры и в индейцев. В играх он стремился властвовать: всегда выбирал себе роль вождя. Старший брат был более покладистого характера и не протестовал, но предсказывал, что не все будут ему так подчиняться, на что Коля отвечал: "А я упорный, я заставлю".

Впоследствии, в своей взрослой жизни, поэт тоже не любил подчиняться. В его характере была даже известная доля заносчивости, что вызвало две-три дуэли, о которых он нам, смеясь, рассказывал: "Я вызван был на поединок / Под звоны бубнов и литавр".

ХОТЯ братья и были разного характера, но они были очень дружны, что всё же не мешало им иногда подтрунивать друг над другом. Когда старшему брату было десять лет, а младшему восемь, старший брат вырос из своего пальто и мать решила перешить его Коле. Брат хотел подразнить Колю: пошёл к нему в комнату и, бросив пальто, небрежно сказал: "На, возьми, носи мои обноски!" Возмущённый Коля сильно обиделся на брата, отбросил пальто, и никакие уговоры матери не могли заставить Колю его носить. Даже самых пустяшных обид Коля долго не мог и не хотел забывать. Прошло много лет. Мужу не понравился галстук, который я ему подарила, и он посоветовал мне предложить его Коле, который любит такой цвет. Я пошла к нему и чистосердечно рассказала, что галстук куплен был для мужа, но раз цвет ему не нравится, не хочет ли Коля его взять? Но Коля очень любезно, с улыбочкой, мне ответил: "Спасибо, Аня, но я не люблю носить обноски брата". Другой пример. Коля дал мне прочесть своё стихотворение, а я была в саду около дома. Села, читаю. В это время пришла племянница десяти лет и попросила поиграть с ней в мячик. Я встала и аккуратно положила листочек, где было написано стихотворение, на скамейку. Не прошло и двадцати минут, как пошёл вдруг сильный дождь. Мы быстро вбежали в дом, а листочек я забыла на скамейке. Дождь прошёл. Коля вышел в сад и - о, ужас! - видит продукт своего творчества промокшим от дождя. Он так обиделся за такое пренебрежение, что сказал: "Вам я никогда не посвящу ни одного стихотворения, даже ни одной строчки". Слово это, увы, сдержал.

ВЕСНОЮ, 25-го апреля 1910 года поэт женился на Анне Андреевне Горенко (Ахматовой). Свадьбу отпраздновали спокойно и тихо ввиду траура в семье (незадолго до этого умер отец. - Ред. ).

В семье Гумилёвых очутились две Анны Андреевны. Я - блондинка, Анна Андреевна Ахматова - брюнетка. A. A. Ахматова была высокая, стройная, тоненькая и очень гибкая, с большими, синими, грустными глазами, со смуглым цветом лица. Она держалась в стороне от семьи. Поздно вставала, являлась к завтраку около часа, последняя, и войдя в столовую, говорила: "Здравствуйте все!" За столом большею частью была отсутствующей, потом исчезала в свою комнату, вечерами либо писала у себя, либо уезжала в Петербург.

Творить Коля любил по ночам, и часто мы с мужем - комната была рядом с его кабинетом - слышали равномерные шаги за дверью и чтение вполголоса. Мы переглядывались, и муж говорил: "Опять наш Коля улетел в свой волшебный мир".

В домашней обстановке Коля всегда был приветлив. За обедом всегда что-нибудь рассказывал и был оживлённый. Когда приходили юные поэты и читали ему свои стихи, Коля внимательно слушал; когда критиковал - тут же пояснял, что плохо, что хорошо и почему то или другое неправильно. Замечания он делал в очень мягкой форме, что мне в нём нравилось. Когда ему что-нибудь нравилось, он говорил: "Это хорошо, легко запоминается", и сейчас же повторял наизусть. Коля и в семье был строг к чистоте языка. Однажды я, придя из театра и восхищаясь пьесой, сказала: "Это было страшно интересно!" Коля немедленно напал на меня и долго пояснял, что так сказать нельзя, что слово "страшно" тут совершенно неуместно. И я это запомнила на всю жизнь.

Когда по вечерам вся семья оставалась дома, после обеда мать любила брать сыновей под руку и ходить взад и вперёд по гостиной; тут сыновья очень трогательно оспаривали друг у друга, кто возьмёт мамочку под руку, а кто обнимет. Обычно после долгого торга мать, улыбаясь, сама разрешала спор - одного возьмёт под руку, а другого обнимет, и все трое маршировали по комнате, весело разговаривая. Но редко приходилось нам проводить вечера "уютным кустиком", как говорил Коля; обыкновенно кто-нибудь нарушал нашу семейную идиллию.

В 1911 году у Анны Ахматовой и Коли родился сын Лев. Маленький Лёвушка был радостью Коли. Он искренне любил детей и всегда мечтал о большой семье. Коля был нежным и заботливым отцом. Всегда, придя домой, он прежде всего поднимался наверх, в детскую, и возился с младенцем.

Коля очень любил традиции и придерживался их, особенно любил всей семьёй идти к заутрене на Пасху. Если даже кто-либо из друзей приглашал к себе, он не шёл; признавал в этот день только семью. Помню весёлые праздничные приготовления. Все, как полагается, одеты в лучшие туалеты. Шли чинно, и Коля всегда между матерью и женой. Шли в царскосельскую дворцовую церковь, которая в этот высокоторжественный праздник была всегда открыта для публики.

В то же время поэт был очень суеверен. 5-го июля 1914 года мы с мужем праздновали пятилетний юбилей нашей свадьбы. Были свои, но были и гости. Было нарядно, весело, беспечно. Стол был красиво накрыт, всё утопало в цветах. Посредине стола стояла большая хрустальная ваза с фруктами, которую держал одной рукой бронзовый амур. Под конец обеда без всякой видимой причины ваза упала с подставки, разбилась, и фрукты рассыпались по столу. Все сразу смолкли. Невольно я посмотрела на Колю, я знала, что он самый суеверный; и я заметила, как он нахмурился. Через 14 дней объявили войну.

Коля, движимый патриотическим порывом, записался добровольцем в Лб. Гв. Уланский полк, с которым был отправлен на фронт. И уже в начале войны успел настолько отличиться, что был дважды награждён Георгиевским крестом за храбрость. Для поэта война была родная стихия, и он утверждал: "И воистину светло и свято / Дело величавое войны. / Серафимы ясны и крылаты / За плечами воинов видны..."

В 1921 году последний раз мой муж, Коля и я встретили Новый год вместе. Встретили мы Новый год очень оживлённо и уютно. Никто из нас не предполагал, что этот год будет для нас трагическим, что это последний раз, что мы все вместе встречаем Новый год.

В последний раз в жизни мне пришлось видеть Колю в самом конце июля 1921 года (1-го августа я уехала с больным мужем). Муж очень плохо себя чувствовал и просил меня зайти к Коле и принести привезённые им письма от Анны Ивановны. Коля, будучи у нас утром, забыл их захватить. Когда я пришла к нему, он меня встретил на лестнице и сказал: "А я как раз собирался к вам с письмами мамы. Какой сегодня чудный солнечный день, пройдёмтесь немного, а затем зайдём вместе к Мите". И мы пошли прямо по Преображенской улице к Таврическому саду. Гуляя по вековым аллеям роскошного сада, разговорились; затем сели под дуб на скамейку отдохнуть. Тут поэт разоткровенничался. Первый раз за всю мою двенадцатилетнюю жизнь в их доме он был со мною откровенен. Сначала он рассказывал о путешествиях, потом перешёл на свои взгляды на жизнь, на брак, много говорил о своих душевных переживаниях и о тех минутах одиночества, когда, уйдя в себя, он думал о Боге.

Есть Бог, есть мир, они живут вовек,
И жизнь людей мгновенна и убога,
Но всё в себе вмещает человек,
Который любит мир и верит в Бога.

Потом стал расспрашивать меня о моей жизни, о любви к мужу и спросил, была ли я с ним счастлива за двенадцать лет. На мой утвердительный ответ и под влиянием этой интимной беседы Коля стал мне декламировать, как сейчас помню, своё стихотворение "Соединение":

Луна восходит на ночное небо.
По озеру вечерний ветер бродит,
Целуя осчастливленную воду.
О, - как божественно соединенье
Извечно созданного друг для друга -
Но люди, созданные друг для друга,
Соединяются, увы, так редко!

Потом мы медленно, молча, пошли домой. Такого бесконечно грустного Колю я никогда не видела. Это была последняя в жизни прогулка с Колей. Тогда мне и в голову не могло прийти, что его мысли омрачаются предчувствием скорой гибели и что он думал о "пуле, что его с землею разлучит".

25 АВГУСТА 1921 года трагически погиб наш талантливый поэт Николай Степанович Гумилёв. Мы узнали об этом из газет. На здоровье моего бедного тяжело больного мужа гибель единственного любимого брата сильно подействовала. Он проболел ещё некоторое время и тихо скончался.

Бабушка и внук История одного спасения Душа с землей почти простилась, Но Богу бабушка молилась! И встали смерти на пути Два слова: «Господи, прости!» Елена Шустрякова Бабушка В одном стареньком доме, на Охте, лежит на своей маленькой постели бабушка. Такая маленькая, высохшая, что и на постели почти не видна. Звать бабушку Анной Николаевной, а лет ей от роду – девяносто семь. Лежит Анна Николаевна, с постели не вставая, уже шесть лет – с того злосчастного дня, как упала и сломала ногу. Конечно, приходил врач, осмотрел, покачал головой и сказал, что в больницу отправить бабушку можно, но кость уже не срастется. Так и осталась бабушка дома, на попечении у невестки (она у Анны Николаевны замечательная, слава Богу). Вот так и вышло, что ведет эта старушка полностью «лежачий» образ жизни, да к тому же почти ничего не видит, слух тоже неважный, и недуги стариковские одолевают. Любая другая старушка в таком положении, наверное, плакала и желала бы для себя одного – скорой смерти. Но Анна Николаевна, будучи вот уже пятьдесят лет чадом Божьим, не унывает, слез не проливает, не стенает и жизнь свою не клянет. Никто из окружающих от нее ни жалоб, ни причитаний не слышал. Бывало, придет ее навестить кто-нибудь и давай расспрашивать о самочувствии: что, мол, и где болит, да в каком месте отдается. А бабушка его тут же и остановит: – Охота тебе про мои болячки слушать! Мое дело известное: молиться да к встрече с Господом готовиться. А ты вот лучше о своих делах расскажи, оно поинтересней будет! Так и переведет разговор от своих болезней на собеседника. Да еще расспросит его во всех подробностях, так что посетитель, сам того не замечая, все свои заботы бабушке и выложит как на духу. А она ему (или ей) еще и присоветует, как поступить. А если кто начинает удивляться ее разумению и крепости, она говорит: – Эх, милый! Да разве я сама, без Господа, смогла бы до таких лет дожить и в здравом уме остаться? Моего тут ничегошеньки нет, а все Ему одному – и слава, и честь! Молится бабушка часто, почти целый день. Так, лежа на спине (иначе-то никак), сложит сухонькие руки на груди, глаза закроет и давай молиться. Малость отдохнет, и снова за молитву. И так Господь на молитвы эти отвечает – поверить трудно! Об одном таком удивительном Божьем ответе я и хочу рассказать. Внук Частенько, в перерывах между молитвами, приходят к бабушке воспоминания – куда от них денешься? Вспоминается многое: голодное детство, молодость в работе с утра до ночи, суровое блокадное время. Вспоминается, как в конце блокады уверовала в Господа и прилепилась к Нему всем сердцем и на всю жизнь. Вспоминает мужа, Константина Григорьевича, двадцать лет уж как отошедшего к Господу в мире. Вспоминает детей, внуков, правнуков… Но особенно часто возвращаются ее мысли к любимому внуку, Андрею. Андрюша, первенец ее младшего сына Толи, рос хорошим, послушным мальчиком. Учился неплохо, особенно преуспевал в гуманитарных науках. Но вот как подрос, в юношу превратился, так и вся учеба вкривь да вкось пошла. Появились новые друзья, а с ними и новые увлечения: гитара, девчонки веселые, вино да сигареты. Бабушка об этом, конечно, догадывалась. Но внук жил далеко, приезжал редко, а на бабушкины расспросы: как учеба, не балуешься ли винцом да табаком, – отвечал успокоительно: – Да что ты, бабушка! Разве я глупый? И на что мне вся эта гадость – вино да курево? Ты за меня не беспокойся! Никогда со мной ничего плохого не случится… У меня голова на плечах есть! И бабушка верила, потому что очень внука любила. Да и он ее любил, наверное, больше всех на свете. Когда приезжал бабушку навестить, рассказывал ей то, чего другому ни за что бы не рассказал. Открывал ей, казалось, все сердце. Все, да не все… Как после оказалось, много в Андрюшином сердце появилось такого, о чем ему даже с бабушкой делиться не хотелось. И было это поначалу как пятнышко, маленькое совсем, да в большую беду выросло… Беда Годы быстро шли – не угонишься за ними. Анна Николаевна и заметить не успела, как состарилась, обложили ее разные хвори да немощи со всех сторон. Отошел к Господу муж Константин Григорьевич. Он почти всю жизнь неверующим был, но по молитвам бабушки Господь дал ему покаяние, и он десять лет, до самого конца, ходил в церковь – ни одного воскресения не пропустил! Через ее свидетельство и по ее же молитве пришла к Богу и племянница Наташа. А вот с внуком – с ним особая история приключилась… Андрей уже давно стал взрослым, женился, родились у него двое сыновей – бабушкиных правнуков. И работа прибыльная, в торговле, и семья хорошая, и в доме достаток – а тревожно отчего-то было на сердце у бабушки. Приезжал он к ней теперь все реже и реже, это и понятно вроде: семья, работа ответственная, времени не хватает. Но чуяло сердце – неладно с ним что-то… А у него как ни спросишь, отвечает, как и прежде: – Да ты что, бабушка! Ты не слушай никого – у меня порядок полный. Голова на плечах есть! Чтоб бабушку успокоить, Андрей даже в церковь с ней ездил иногда. Правда, до конца богослужения не досиживал, потихоньку уходил (мол, некогда). А на вопросы ее: понятно ли, о чем в церкви говорят, к чему призывают, – говорил с обидой: – Понятно мне все, как не понять. Что я, глупый? О хорошем говорят… Но видно было, что совсем ему это неинтересно. И в церковь Андрей ходит только чтобы бабушку не обидеть. Понимала это Анна Николаевна и сильнее Богу за внука молилась. Знала, что один лишь Господь благодатью Своей может любого человека от греха избавить и на путь спасения привести. А ее, бабушки, дело – «всегда молиться и не унывать» (Лк. 18:1). И она молилась. Молилась, когда Андрей был успешным замом завмага, но уже начал спиваться понемногу. Молилась, когда узнала, что из-за пьянки он что-то нечестное сделал и работу потерял. Молилась, когда внук ушел из семьи, и о нем годами не было никаких известий. Молилась, когда ей говорили об Андрее, что он совсем спился, живет где-то в подвале и роется в помойках. Молилась, когда все остальные – и жена, и дети, и родители – отреклись от него и махнули на него рукой… Из воспоминаний Андрея …Годам к тридцати я уже основательно зависел от спиртного. К тому времени в стране произошли всем известные перемены. На смену «развитому социализму» пришел «неразвитый капитализм». Решил я оставить завод, где зарплата стала уже символической, и устроиться в коммерческий магазин стройматериалов, которым заведовал мой старинный друг Виктор. Начал я с грузчика, потом стал продавцом, а вскоре занял должность «зама». Виктор тоже был большим любителем приложиться к бутылке, поэтому «гармония» у нас была полная. Поскольку деньги у нас были (и немалые по тем временам), после работы начались загулы: ночные поездки в рестораны, походы в сауну в компании «веселых девчат» и тому подобное. Отношения с женой, естественно, накалились до предела – ссоры, скандалы, слезы, упреки стали обычным делом. Но пока в семье были деньги, хрупкий мир кое-как держался. Но пришел конец и ему. Я не буду перечислять всех бед, которые почти одновременно обрушились на нас. Скажу лишь, что буквально за считанные дни мы с Виктором остались без магазина, без денег, да еще и в долгах. И если друг мой сумел устоять, выправиться и даже начать новое дело, то я уже ничего не мог делать. Я просто запил «с горя», будучи к тому времени уже послушным рабом «змея». Из дома было вынесено все, что можно продать и пропить. Я чувствовал растущее отвращение жены, видел страх и недоумение в глазах детей. Жена подала на развод. Развели нас легко и быстро, без лишних вопросов. А на следующий день я собрал свои нехитрые пожитки и ушел из дома. Так начался новый и еще более страшный этап моей жизни – улица. Без семьи, без работы и без денег. Настоящий бомж, хотя и с питерской пропиской. Трудно поверить, но такое существование поначалу мне даже нравилось: никому ни в чем не нужно отчитываться, ни о ком не нужно заботиться, разве только о себе, любимом. Может, я и неправ, но сейчас мне кажется, что в основе всякого бродяжничества лежит обыкновенный эгоизм. Я быстро нашел себе подходящую компанию – таких же изгоев. Всех нас объединяла «одна, но пламенная страсть» – выпивка. По сравнению с ней все остальное казалось ничего не стоящим. Девиз нашей команды был такой: «с утра не выпил – день пропал». И еще: «умри, но выпей!» И умирали. …Настал день, когда я вдруг резко стал «сдавать». Видимо, мой организм, над которым я издевался столь долгое время, не выдержал. Первой «забастовала» нога: на нее стало больно ступать, и вскоре я уже не мог ходить без опоры. Где-то подобрал трость и передвигался только с ней. От постоянного употребления всякой гадости сильно ослабло зрение, глаза стали красными и слезились. Я быстро слабел, постепенно перестал выходить на промысел и становился обузой для нашей дружной компании. Настал день, когда закадычные друзья заботливо, под руки, вывели меня из подвала и переправили на соседнюю улицу. Так же заботливо подняли на какой-то чердак (видно, заранее присмотрели). Бросили на пол тюфяк, уложили меня на него и даже накрыли теплой курткой. Сказали на прощанье что-то вроде «прости, брат», стараясь не глядеть в глаза. И ушли, оставив меня умирать… Моя мама недавно призналась, что в те времена искренне желала мне легкой смерти. Особенно это желание возникало у нее, когда знакомые говорили: «Сегодня видели твоего сына – весь грязный, в помойке роется… Маме было очень больно и стыдно. Она плакала и думала, что конец мой близок, и моя никчемная жизнь оборвется где-то под забором… Но был на этой земле человек, который так не думал, а помнил обо мне и неустанно молился о спасении моей погибающей души – моя бабушка. Ей было тогда уже девяносто лет. Она молилась за меня всегда. Молилась, когда я был «успешным коммерсантом». Молилась, когда я начал спиваться. Молилась, когда я исчез и обо мне не было никаких известий. Молилась и не переставала взывать к Богу, когда все до единого уже махнули на меня рукой. …Я плохо помню тот день, день моего избавления. Но одно помню точно: никаких особых «видений» не было. Так что «эффектным» мое спасение не назовешь. Не озарил грязный чердак ослепительный свет, не появился ангел, не раздался трубный зов. Просто где-то внутри я услышал тихий, едва слышный голос: «Встань, выйди отсюда и иди. Иди к бабушке, она ждет тебя. Ты будешь жить». Дорога к дому бабушки заняла у меня целый день. Я так ослаб, что еле передвигался: три шага вперед, два назад. Помню, как влез в автобус, и вокруг сразу же образовался «вакуум». Вид у меня был, наверное, еще тот: рваная куртка на голом теле, длинные грязные волосы и борода. Запах под стать виду, а в волосах полно вшей. Какое чувство, кроме омерзения, мог вызвать такой субъект?.. Но вот я у заветной двери. Дома ли бабушка? Да и жива ли? Ведь сколько лет прошло… Победа Звонок раздался под вечер, прозвенев коротко и неуверенно. Шаркая ногами, с трудом подошла бабушка к двери. «Кто там?» А в ответ хриплый, испито-прокуренный голос: – Бабушка, открой… Я это, Андрей…

30-летний Мойтаба Хоссейни был лидером быстрорастущей домашней церкви в Иране, пока власти не напали на церковь, арестовали и приговорили его к трем годам лишения свободы в тюрьме Эвин, пользующейся зловещей репутацией.

Как и все иранские христиане, Хоссейни знал о рисках, связанных с его подпольной деятельностью. После того, как его арестовали в первый раз, он все равно не прекратил своё служение.

«Мы понимали, что Господь хочет, чтобы мы продолжали. Мы знали, что нас снова могут арестовать в любой момент», — сказал пастор в интервью христианской организации «Открытие двери» («Open Doors») .

В тюрьме Хоссейни научился ежедневно нести свой крест.

«В 1 Коринфянам 1:27-29 сказано, «что Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, — для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом» , — сказал он. Это все о Боге, а не обо мне».

Большую часть срока он находился в камере с убийцами, грабителями и торговцами наркотиков. «Мне было очень страшно. Хотя Господь был близко, часто на меня находило отчаяние по поводу моей ситуации».

Когда всё стало уже безнадежно плохо, он обратился к Богу в молитве. «Я молился; это все, что я мог сделать, — сказал он. — Сначала это были молитвы покаяния. Я думал, что Бог наказывает меня за ошибки и потому посадил в тюрьму. Тогда я понял, что я — «ничто». Но однажды Господь заговорил со мной и сказал: «Перестать думать только о себе. Дело не в тебе; всё дело во Мне. Посмотри вокруг».

Мойтаба новым взглядом посмотрел на своих сокамерников и увидел отчаявшихся людей. Он увидел их глазами Бога. «Я увидел несчастных людей, которые совершили ужасные преступления. Эти люди чувствовали себя совсем одинокими».

Затем пастор получил озарение от Бога: «Удивительно наблюдать, как порой Бог работает. Было бы абсолютно невозможно пройти мимо больших тюремных ворот, чтобы принести Евангелие тем, кто так отчаянно нуждается в нем, кому так плохо за решеткой. А Бог нашел простое решение – Он просто поместил меня и других христиан внутрь тюрьмы, чтобы там мы светили Его светом».

Понемногу пастор стал рассказывать сокамерникам свое свидетельством и делиться Евангелием. Некоторые сразу же приняли Иисуса и родились свыше; другие были очень рады, что за них просто помолились, даже если они продолжали сомневаться.

Ни у Мойтаба, ни у других христиан в тюрьме не было Библии, тогда он осмелился попросить одного из охранников достать ему Слово Божье. К сожалению, ничего не вышло.

Но Бог услышал его молитву и помог самым необычным образом. Тюремный имам, который каждый день приходил молиться с заключенными-мусульманами неожиданно предложил свою помощь!

«Его впечатлила наше посвящение Богу. Подобно тому, как Бог использовал фараона и других неверующих в Библии, Бог смягчил сердце имама и использовал его как Свой инструмент, чтобы принести Слово Божье в тюрьму. Я думаю, что Бог расположил его сердце к нам».

Принести Библию как книгу в тюрьму Эвин было невозможно, но имам подошел к этому процессу творчески. Он принес распечатку Библии на английском языке, замаскировав ее под уроки английского. Один из друзей Хоссейни в камере хорошо знал английский и перевел библейские отрывки на персидский язык. Затем Хоссейни переписал отрывки Писания и раздал заключенным, кто хотел почитать его, тем, кто начал следовать за Иисусом, а также тем, у кого были вопросы.

«У нас даже были заказы из других камер. Люди просили еще и еще. И самое замечательное в этой ситуации то, что заключенные отдавали свои жизни Иисусу Библии».

После трех лет тюрьмы, Хоссейни был освобожден, ему удалось уехать в другую страну, где он живет сегодня.

«Я никогда не молился, чтобы Бог освободил меня из тюрьмы, — сказал Хоссейни. — Я могу служить Ему где угодно — в тюрьме, или на свободе. Теперь неважно, в какой ситуации я нахожусь. Я могу трудиться для Божьего Царства везде, куда Он меня поместит».

Хоссейни просит верующих во всем мире молиться за Иран и особенно за тех, кто заключен в тюрьму за веру. «Моя молитва за всех иранцев, чтобы они услышали весть о спасении и чтобы все христиане, которые находятся под давлением, так же как и я однажды, пережили внутренний мир и радость, потому что они знают Иисуса».

Перевод Натальи Починовской, специально для ТБН