Греческая мифология. психея

Рождение бога Эрота (Купидона). - Воспитание Эрота. - Тип и отличительные признаки бога Эрота. - Миф о красоте Психеи и ревности богини Венеры. - Психея, похищенная Зефиром. - Амур и Психея: капля масла. - Ящик Персефоны и свадьба Амура и Психеи. - Миф об Амуре и Психее - миф о человеческой душе.

Рождение бога Эрота (Купидона)

Культ Эрота, бога любви, существовал уже в глубокой древности у греков. Эрота считали одним из старейших богов. Бог Эрот (в римской мифологии - бог Купидон ) олицетворяет ту могущественную силу, которая влечет одно живое существо к другому и благодаря которой рождается все живущее и продолжается род человеческий.

Эрот не только бог любви между различными полами, но Эрот и бог дружбы между мужчинами и юношами. Во многих греческих мужских гимнасиях (школах борцов) изображение бога Эрота (Купидона) стояло рядом со статуями бога Гермеса (Меркурия) и полубога Геракла (Геркулеса).

Согласно мифам древней Греции, происхождение бога Эрота неизвестно, и никто не знает, кто его отец, но позднеантичные поэты и художники стали признавать богиню Афродиту (Венеру) и бога Ареса (Марса) за родителей бога Эрота.

Рождение бога Эрота-Купидона [в русской традиции этот античный бог называется также Амур ] послужило сюжетом для многих картин. Из них одной из лучших считается картина Лезюэра, изображающая богиню Венеру, окруженную тремя Грациями . Одна из Граций подает Венере прелестного ребенка - бога Купидона.

Бог Эрот всегда изображался под видом мальчика, едва достигшего юношеского возраста. Богиня Афродита (Венера), видя, что ее сын почти не растет, спросила у богини Фетиды, какая тому причина. Фетида ответила, что ребенок Эрот вырастет, когда у него будет товарищ, который будет его любить. Афродита тогда дала Эроту в товарищи Антэрота (в переводе с древнегреческого языка - «разделенная, взаимная любовь»). Когда они вместе - бог Эрот растет, но вновь становится маленьким, лишь только Антэрот покидает его. Смысл этой античной аллегории заключается в том, что любовь или дружба должны быть разделяемы другим человеком, для того чтобы расти и развиваться.

Воспитание Эрота

Воспитание бога Эрота богиней Афродитой (Венерой) очень часто в античности изображалось на камеях и гравированных камнях. Мать Афродита играет с Эротом, отнимает у него лук или стрелы, дразнит Эрота и резвится с ним. Но шаловливый ребенок Эрот не остается в долгу у матери, и богиня Афродита не раз испытывает на себе действие стрел бога Эрота.

Эрот, по античной мифологии, является цивилизатором, сумевшим смягчить грубость первобытных нравов. Античное искусство воспользовалось этой идеей и, желая выказать непреодолимую силу бога Эрота (Купидона), стало изображать Эрота укротителем диких и свирепых зверей.

На многих камеях и гравированных камнях античности бог Эрот изображен верхом на льве, которого он укротил и превратил в ручного зверя. Часто изображается Эрот на колеснице, в которую впряжены дикие звери.

Бог Эрот (Купидон) страшен не только людям, но и богам. Зевс (Юпитер), предвидя уже перед самым рождением Эрота все беды, которые он натворит, приказал богине Афродите (Венере) умертвить Эрота, но Афродита спрятала сына в лесу, где дикие звери вскормили его.

Античные поэты и писатели постоянно твердят о жестокости бога Эрота, о том, что Эрот не знает жалости, что Эрот наносит неизлечимые раны, заставляет людей совершать самые безрассудные поступки и доводит до преступления.

У древнегреческого поэта Анакреона есть несколько прелестных стихотворений на эту тему. Вот одно из них: «Посреди ночи, в тот час, когда все смертные спят крепким сном, является бог Эрот и стучит в мою дверь. “Кто там стучит? - восклицаю я. - Кто прерывает мои сны, полные очарования?” - “Отвори! - отвечает мне бог Эрот. - Не бойся, я мал, я весь промок от дождя, луна куда-то скрылась, и я потерял дорогу в ночной темноте”. Услышав слова Эрота, мне становится жалко бедняги, я зажигаю мой светильник, открываю дверь и вижу перед собою дитя; у него крылья, лук, колчан и стрелы; я подвожу его к моему очагу, согреваю его холодные пальчики в своих руках, вытираю его мокрые волосы. Но едва успел бог Эрот немного оправиться, как берется за лук и стрелы. “Я хочу, - говорит Эрот, - посмотреть, не отсырела ли тетива”. Бог Эрот натягивает ее, пронзает мне сердце стрелой и говорит мне, заливаясь звонким смехом: “Мой гостеприимный хозяин, радуйся; мой лук совершенно здоров, но зато сердце твое больное”».

Тип и отличительные признаки бога Эрота

В искусстве у бога Эрота два совсем различных типа: Эрот изображается то под видом прелестного крылатого ребенка, играющего с матерью, то под видом юноши.

В музее Пио-Клементинском находится прекрасный тип Эрота-юноши. К сожалению, сохранились только голова и плечи.

Древнегреческий скульптор Пракситель первый дал идеальный тип бога Эрота, послуживший прототипом для всех последующих статуй этого бога.

Пракситель был большим поклонником прекрасной гетеры Фрины, которая просила Праксителя подарить ей самое лучшее из его произведений. Пракситель согласился исполнить просьбу гетеры Фрины, но все не мог решиться указать, которую из своих статуй он считает лучшей. Тогда гетера Фрина прибегла к следующей хитрости. Фрина велела одному из ее рабов прийти сказать Праксителю, что его мастерская объята пламенем; встревоженный художник кинулся к двери, крича, что все плоды его долголетних трудов пропали, если пламя не пощадит его двух статуй - Сатира и бога Эрота. Гетера Фрина успокоила Праксителя, сказав, что это было только испытание и что теперь она знает, какие произведения Пракситель считает лучшими. Фрина выбрала себе статую Эрота.

Гетера Фрина принесла в дар статую бога Эрота работы Праксителя родному своему городу Феспии, только что опустошенному Александром Македонским. Статую Эрота поставили в храм, посвященный богу любви, и туда стали приезжать из разных стран только для того, чтобы любоваться этим великим произведением искусства. «Феспия, - говорит по этому поводу Цицерон, - превращена теперь Александром в ничто, но в ней появился бог Купидон Праксителя, и нет путешественника, который не завернул бы в этот город, чтобы посмотреть на эту прекрасную статую».

Римский император Калигула перенес статую Эрота Праксителя в Рим, а император Клавдий возвратил ее феспийцам, император Нерон ее вновь отнял, и она погибла при пожаре, уничтожившем большую часть Рима.

Знаменитый греческий скульптор Лисипп изваял также статую бога Эрота. Статуя Эрота работы Лисиппа была помещена в том же храме, где находилось произведение Праксителя.

В храме богини Афродиты в Афинах находилась знаменитая картина Зевксида, изображавшая бога любви Эрота, увенчанного розами.

До римского владычества бога Эрота продолжали изображать юношей, статным и изящным по формам. Только в эту эпоху является бог Эрот на памятниках античного искусства в виде крылатого и здорового ребенка. Отличительные признаки Эрота-ребенка - крылья, лук, колчан со стрелами.

Новейшее искусство очень часто изображало бога Амура. В одной из комнат Ватикана Рафаэль написал Амура на колеснице, везомой бабочками и лебедями. Почти во всех музеях находятся картины Рафаэля с изображением маленького бога любви и богини Венеры.

Корреджо и Тициан писали бога Купидона в различных позах и видах, но никто так часто не изображал бога любви, как Рубенс: почти во всех картинных галереях можно встретить его толстеньких, румяных и веселых Купидонов.

Во французской школе Пуссен, Лезюэр, а в особенности Буше, являются художниками - специалистами Амуров, прелестных и веселых, но ничем не напоминающих идеального типа Праксителя.

Художник Виен написал интересную картину, сюжет которой заимствовал с античной картины, - называется она «Торговка Амурами».

Прюдон оставил также много картин, сюжетами для которых послужили различные похождения бога Амура. Этот божок часто наудачу, подобно слепцу, не видящему цели, пускает свои стрелы, и вот почему поэты называют любовь слепою. Корреджо и Тициан, желая олицетворить эту идею, изобразили богиню Венеру, надевающую повязку на глаза своему сыну.

Миф о красоте Психеи и ревности богини Венеры

В позднейшие времена античности бога Эрота (Купидона) соединяли с Психеей, олицетворяющей человеческую душу и изображавшейся под видом прелестной нежной девушки с крыльями бабочки. [В русской традиции передачи имен античной мифологии бога Эрота (Купидона) в сюжетах, связанных с Психеей, устойчиво называют Амур , а всю совокупность таких мифологических сюжетов - миф об Амуре и Психее или сказка об Амуре и Психее .]

Латинский писатель Апулей в своем романе «Метаморфозы, или Золотой осел» соединил разнообразные элементы мифа об Амуре и Психее в одно поэтическое целое.

По словам Апулея, у одного царя было три дочери, все красивые, но если для описания двух старших можно было подобрать на человеческом языке подходящие выражения и похвалы, то для младшей по имени Психея этого было недостаточно. Красота Психеи была так совершенна, что не поддавалась никакому описанию простого смертного.

Жители страны и чужестранцы являлись целыми толпами, привлеченные слухами об ее красоте, и, увидав Психею, они преклоняли колени перед ней и воздавали ей такие почести, как будто перед ними была сама богиня Венера.

Наконец, распространился слух, что Психея - это сама богиня Венера, сошедшая на землю с вершин Олимпа. Никто не стал больше ездить в Книд, никто не посещал островов Кипра и Киферы, храмы богини Венеры оставались пустыми, на алтарях не приносили больше жертв. Только когда появлялась Психея, народ принимал ее за Венеру, преклонялся перед Психеей, осыпал Психею цветами, возносил к Психее свои мольбы и приносил Психее жертвы.

Это благоговение перед красотой, так соответствовавшее духу греческого народа, прекрасно выражено в одной из обширных композиций Рафаэля на мифологическую тему об Амуре и Психее.

Возмущенная богиня Венера, мучимая завистью к своей счастливой сопернице, решила наказать Психню. Венера призвала сына - Амура (Эрота, Купидона), крылатого бога любви, и поручила Амуру отомстить за нее той, которая осмелилась оспаривать у нее первенство красоты. Богиня Венера просила Амура внушить Психее любовь к человеку, недостойному Психеи, к самому последнему из смертных.

Психея, похищенная Зефиром

Античные мифы в русской поэзии: знаменитое стихотворение О.Э. Мандельштама «Когда Психея-жизнь спускается к теням …» (1920, 1937 гг.). О Психее как символе души человека см.: .

Осип Мандельштам Когда Психея-жизнь спускается к теням В полупрозрачный лес, вослед за Персефоной, Слепая ласточка бросается к ногам С стигийской нежностью и веткою зеленой. Навстречу беженке спешит толпа теней, Товарку новую встречая причитаньем, И руки слабые ломают перед ней С недоумением и робким упованьем. Кто держит зеркальце, кто баночку духов, - Душа ведь женщина, ей нравятся безделки, Сухие жалобы кропят, как дождик мелкий. И в нежной сутолке, не зная, как ей быть, Душа не узнает ни веса, ни объема, Дохнет на зеркало, - и медлит уплатить Лепешку медную хозяину парома.

Обе сестры Психеи вышли замуж за царей. Одна только Психея, окруженная толпами поклонников, не находила себе супруга. Отец Психеи, пораженный этим, спросил у оракула бога Аполлона, что тому причиной. В ответ отец Психеи получил приказание оракула выставить дочь на скале, где Психея должна ожидать брачного союза. Оракул Аполлона сообщил, что супругом Психеи будет бессмертный, что у него крылья, как у хищной птицы, и он подобно этой птице жесток и коварен, внушает страх не только людям, но и богам, и покоряет их.

Повинуясь оракулу, отец отвел Психею на скалу и оставил ее там ожидать таинственного супруга. Дрожа от ужаса, красавица Психея заливалась слезами, как вдруг нежный Зефир приподнял Психею и понес на своих крыльях в прекрасную долину, где опустил Психею на мягкую траву.

Миф о похищении Психеи Зефиром послужил сюжетом для многих картин.

Психея увидала себя в прекрасной долине. Прозрачная река омывала берега, покрытые прекрасной растительностью; у самой реки стоял великолепный дворец.

Психея отважилась переступить порог этого чертога; в нем нет и признака живого существа. Психея обходит дворец, и везде все пусто. Только голоса невидимых существ говорят Психее, и - чего бы Психея ни пожелала - все к ее услугам.

И действительно, невидимые руки прислуживают Психее за столом, покрытым яствами и напитками. Невидимые музыканты играют и поют, услаждая слух Психеи.

Так проходит несколько дней; по ночам посещает Психею ее таинственный супруг - Амур. Но Психея Амура не видит и только слышит его нежный голос. Амур просит Психею не стараться узнавать, кто он: лишь только Психея это узнает, наступит конец их блаженству.

В Лувре находится прекрасная картина Жерара «Амур целует Психею».

По временам Психея, вспоминая предсказание оракула Аполлона, с ужасом думает о том, что, несмотря на нежный голос, ее супруг может быть каким- нибудь ужасным страшилищем.

Амур и Психея: капля масла

Сестры, оплакивая печальную судьбу Психеи, искали ее повсюду и, наконец, пришли в ту долину, где Психея живет.

Психея встречает своих сестер и показывает им дворец и все сокровища, заключающиеся в нем. С завистью смотрят сестры Психеи на всю эту роскошь и начинают осыпать Психею вопросами об ее супруге, но Психея должна была признаться, что она его никогда не видала.

Психея показывает свои богатства сестрам. Жан Оноре Фрагонар, 1797 г.

Сестры принимаются убеждать Психею зажечь ночью светильник и посмотреть на супруга, уверяя Психею, что это, наверное, какой-нибудь страшный дракон.

Психея решается последовать советам сестер. Ночью подкрадывается Психея с зажженным светильником в руке к ложу, на котором покоится ничего не подозревающий бог любви Амур. Психея при виде Амура приходит в восторг. Любовь Психеи к Амуру все растет. Психея наклоняется к Амуру, целует его, и горячая капля масла падает со светильника на плечо Амура.

Проснувшись от боли, Амур тотчас же улетает, оставив Психею предаваться своему горю.

Эта мифологическая сцена из сказки об Амуре и Психее очень часто воспроизводится художниками новейшей эпохи. Большой известностью пользуется картина Пико на эту тему.

Психея в отчаянии бежит за Амуром, но напрасно. Психея не может догнать Амура. Он уже на Олимпе, и богиня Венера перевязывает Амуру раненое плечо.

Ящик Персефоны и свадьба Амура и Психеи

Мстительная богиня Венера, желая наказать Психею, ищет ее по всей земле. Наконец находит и заставляет Психею исполнять разные работы. Богиня Венера посылает Психею в царство мертвых к богине Персефоне принести ей от нее ящик с красотой.

Психея отправляется в путь. По дороге Психее попадается старая богиня, которая обладает даром слова. Старая богиня дает советы Психее, как попасть в жилище Плутона. Она также предупреждает Психею не поддаваться больше любопытству, уже раз оказавшемуся столь губительным для нее, и не открывать ящика, который Психея получит от Персефоны.

Психея переправляется через реку мертвых в лодке Харона . Следуя совету старой богини, Психея усмиряет Цербера, дав ему пирог с медом, и получает, наконец, ящик от Персефоны.

Вернувшись на землю, Психея позабывает все советы и, желая воспользоваться красотой для себя, открывает ящик Персефоны. Вместо красоты из него поднимается пар, который усыпляет любопытную Психею. Но Амур успел уже улететь от матери. Амур находит Психею, будит ее стрелой и посылает скорее отнести ящик Персефоны к богине Венере. Сам же Амур отправляется к Юпитеру и умоляет его вступиться перед Венерой за его возлюбленную. Юпитер дарует Психее бессмертие и приглашает богов на свадебный пир.

Прекрасная скульптурная группа Антонио Кановы, находящаяся в Лувре, изображает пробуждение Психеи от поцелуя Амура.

Рафаэль на одном из своих декоративных панно изобразил свадебный пир Психеи и Амура.

Сохранилось много античных камей с изображением Психеи и Амура; эти камеи дарились обыкновенно молодым супругам как свадебные подарки.

От союза Психеи с богом любви Амуром родилась дочь Блаженство (Счастье).

Миф об Амуре и Психее - миф о человеческой душе

Весь миф об Амуре и Психее изображает вечное стремление человеческой души ко всему возвышенному и красоте, дающей человеку высшее счастье и блаженство.

Психея есть символ человеческой души, которая, по мнению греческих философов, до сошествия своего на землю живет в тесном общении с добром и красотой.

Наказанная за свое любопытство (=низменный инстинкт), Психея (=душа человека) бродит по земле, но в ней не заглохли стремления к возвышенному, добру и красоте. Психея повсюду ищет их, исполняет всевозможные работы, проходит через целый ряд испытаний, которые подобно огню очищают Психею (=душу человека). Наконец, Психея (=душа человека) спускается в жилище смерти и, очищенная от зла, обретает бессмертие и вечно живет среди богов, «потому что, - говорит Цицерон, - то, что мы называем жизнью, есть в действительности смерть; наша душа начинает жить только тогда, когда освобождается от бренного тела; только сбросив эти тягостные оковы, обретает душа бессмертие, и мы видим, что бессмертные боги посылают всегда смерть своим любимцам как высшую награду!».

Искусство изображает Психею всегда в виде нежной молодой девы, с крыльями бабочки на плечах. Очень часто на античных камеях подле Психеи лежит зеркало, в котором душа, до своей земной жизни, видит отражение обманчивых, но привлекательных картин этой земной жизни.

Как в античном, так и в новом искусстве существует много художественных произведений, изображающих этот поэтичный и философский миф о Психее.

ЗАУМНИК.РУ, Егор А. Поликарпов — научная редактура, ученая корректура, оформление, подбор иллюстраций, добавления, пояснения, переводы с древнегреческого и латыни; все права сохранены.

Имя: Психея (Psyche)

Страна: Греция

Создатель: древнегреческая мифология

Деятельность: олицетворение души, дыхания

Семейное положение: не замужем

Психея: история персонажа

Особенность древнегреческой мифологии заключается в том, что в ее легендах боги склонны испытывать чувства, доступные простым смертным. История Эрота и Психеи – прямое доказательство этому. Страстная любовь и чрезвычайное любопытство Психеи, описанные в легенде, вдохновляли представителей мира искусства не одно столетие.

История происхождения

Культура Древней Греции и Древнего Рима описывает Психею как олицетворение души. На рисунках ей дарили облик девушки с крыльями или бабочки. Героиню часто изображали на надгробных аксессуарах, сопровождая символикой, связанной со смертью. Фрески с Психеей находили при раскопках Помпеи и в ходе археологических работ по исследованию артефактов 3-1 веков до н.э. Фольклор изобилует повествованиями о Психее и о ее трагической любви.

Первые упоминания о богине принадлежали перу и других древнегреческих историков. Подробно миф о ней описан Апулеем. Философ и писатель Древнего Рима изложил все, что было известно об этой героине. Родившийся в Мадаваре автор стал исследователем и располагал знаниями, позволившими заниматься научной и литературной деятельностью. Апулей, автор романа «Золотой осел», описывал мифы, популярные в его эпоху, и легенды, дошедшие до него от пращуров.

История об Эроте (Амуре) и Психее, как мы ее знаем, впервые появилась в литературном творении Апулея.

Мифы и легенды

Психея олицетворяла собой душу, то есть нечто возвышенное и прекрасное. Поэтому ее ассоциировали с трогательной и невесомой бабочкой. Значение имени девушки расшифровывается как «душа», «дыхание» – то, чем располагает живая природа. Философы расценивают жизнь Психеи как постоянное жертвоприношение и искупление своих проступков. В честь героини названа наука психология, так как испытания, которые ей пришлось преодолеть, имеют философское и сакральное значение.

Легенда об Эроте и Психее вдохновляла писателей и легла в основу известных сказок «Красавица и чудовище» и «Аленький цветочек». Этот древнегреческий миф – очень редкий, так как относится к числу повествований со счастливым концом.

Психея стала богиней, пройдя каверзные испытания, придуманные , матерью Эрота (в древнеримской мифологии – Амура). Препятствия, которые она преодолела, символизируют стойкость женщины и ее силу воли в борьбе за чувства и избранника. В браке с Эротом у Психеи родилась дочь по имени Волупия. Это имя в переводе означает «удовольствие».

По легенде, отношения между Психеей и Афродитой не ладились с самого начала, ведь богиня любви считала девушку конкуренткой. С юного возраста смертную сравнивали с Афродитой, признавая, что она способна затмить красотой кумира миллионов. Сформировался своеобразный культ Психеи, что задело самолюбие Афродиты. Богиня решила отомстить, прибегнув к помощи сына, чьи стрелы должны были соединить сердце Психеи с самым недостойным из мужчин. Но Эрот оказался сражен красотой девушки и влюбился в нее.

Бог перенес девушку, оставленную на краю скалы, во дворец. Там она жила с Эротом, ни разу не увидев избранника. Он приходил ночами, чтобы подарить девушке наслаждение, а с рассветом вновь покидал любимую. Людям запрещалось лицезреть богов, и Психея недоумевала над тем, кто ее возлюбленный. Но увидеть его значило навсегда отречься от любви.

Сестры подговорили девушку тайком узнать секрет супруга. Когда он заснул, девушка осветила лицо ночником и замерла, пораженная красотой мужа. Горячий воск, капнувший на тело бога, разбудил его и раскрыл предательство Психеи. Он сбежал, оставив ее в одиночестве.

Мучительно долгим было ожидание, и девушка решила обратиться за помощью к свекрови. Та велела отделить множество семян от зерен, найти золотое руно, добыть воду из Стикса и ящик . Все испытания оказались по силам Психее, и Эрот решил вернуться к ней, видя, насколько сильна любовь супруги. одобрил просьбу причислить ее к богам, и прекрасная легенда о крепкой любви закончилась счастливо.

Психея в культуре

Образ мифологического персонажа невероятно популярен в искусстве разных эпох. Бокаччо был одним из первых после Апулея, кто обратил внимание на легенду о Психее. Средневековый автор не был знаком с произведением философа и черпал материал из других источников, расширяя сюжет повествования. Писатель дополнил историю рассказом о рождении героини, ее родителях и судьбе.

Визуальные изображения героини, датированные 15 веком, найдены на флорентийских аксессуарах, которыми снабжали невест перед обрядом бракосочетания. Барельеф Микелоцци стал скульптурным воспеванием Психеи.

В 16 веке к мифологическим лейтмотивам вернулся . Ему принадлежат первые изображения Психеи, дошедшие до наших дней. Художник изображал богиню на панно и фресках. После его смерти ученики переняли манеру автора и создавали гравюры и гобелены по известным сюжетам. Гравюры Дадди и барельеф дела Порта описываются искусствоведами как яркие примеры восхваления Психеи в искусстве. Поэма «Сказка о Психее и Купидоне» и комедия «Свадьба Психеи и Купидона» итальянских авторов посвящены романтической истории героев и навеяны творением Апулея.

Работы мастеров живописи 17 века изображают Психею на пиру, посвященном ее свадьбе, или в дуэте с Эротом. Художники писали картины, где влюбленные представлялись спящими. Йорданс и Ван Дейк стали новаторами в вопросе изображения Эрота (Амура).

Первым, кто упомянул о любопытной девушке в музыкальном произведении, стал А. Леардини, поставивший одноименную оперу в Мантуе. П. Кальдерон, продолжая упоминания о Психее в драматургических творениях, написал пьесу «Психея и Купидон». был вдохновлен конфликтом между Амуром и Психеей и разбирался в хитросплетениях их отношений в собственной поэме.

В 1671 году появился балет, поставленный по античному сюжету. Дж.Б. Люлли использовал либретто , Корнеля и Кино. В российских произведениях искусства прообразы Психеи считываются в сказке «Снегурочка», а прямой отсыл к мифу встречается в стихотворении . О героине вспоминали , Маттисон, Гердер, Пушкин, Гоголь, Андерсон, Куприн и другие всемирно известные лирики.

Популярность героини в 20 веке не утихала, и в ее честь назвали небесное тело, характеризуемое как астероид.

Миф о Психее

Жили в некотором государстве Царь с Царицею. Было у них три дочки-красавицы, но старите по годам, хотя и были прекрасны на вид, все же можно было поверить, что найдутся у людей достаточные для них похва­лы, младшая же девушка такой была красоты чудной, такой неописанной, что и слов-то в человеческом языке, достаточных для описания и про­славления ее, не найти. Так что многие из местных граждан и множество иноземцев, которых жадными толпами собирала молва о необычайном зрелище, восхищенные и потрясенные недосягаемой красой, прикрывали рот своей правою рукою, положив указательный палец на вытянутый большой, словно они самой богине Венере священное творили поклоне­ние. И уже по ближайшим городам и смежным областям пошла молва, что богиня, которую лазурная глубина моря породила и влага пенистая волн воздвигла, по своему соизволению являет повсюду милость, враща­ется в толпе людей, или же заново, из нового семени светил небесных, не море, но земля произвела па свет другую Венеру, одаренную цветом дев­ственности.

Такое мнение со дня на день безмерно укреплялось, и растущая слава по ближайшим островам, по материкам, по множеству провинций рас­пространялась. Толпы людей, не останавливаясь перед дальностью пути, перед морскою пучиною, стекались к знаменитому чуду. Никто не ехал в Пафос, никто не ехал в Книд, даже на самый остров Киферу для лицезре­ния богини Венеры никто не ехал; жертвоприношения стали реже, храмы заброшены, священные подушки раскиданы, обряды в пренебрежении, не украшаются гирляндами изображения богов, и алтари вдовствуют, по­крытые холодною золою. К девушке обращаются с мольбами и под смерт­ными чертами чтут величие столь могущественной богини; когда поутру дева появляется, ей приносят дары и жертвы во имя отсутствующей Ве­неры, а когда она проходит по площадям, часто толпа ей дорогу усыпает цветами и венками.

Чрезмерное перенесение божеских почестей на смертную девушку сильно воспламенило дух настоящей Венеры, и в нетерпеливом негодо­вании, потрясая головой, так в волнении она себе говорит:

Как, древняя матерь природы! Как, родоначальница стихий! Как, всего мира родительница, Венера, я терплю такое обращение, что смерт­ная дева делит со мною царственные почести, и имя мое, в небесах утверж­денное, оскверняется земною нечистотой? Да неужели я соглашусь де­лить сомнительные почести со своей заместительницей, принимающей под моим именем искупительные жертвоприношения, и смертная девуш­ка будет носить мой образ? Напрасно, что ли, пастырь пресловутый, суд и справедливость которого великий подтвердил Юпитер, предпочел меня за несравненную красоту столь прекрасным богиням? Но не на радость себе присвоила та самозванка, кто бы она ни была, мои почести! Устрою я так, что раскается она даже и в самой своей недозволенной красоте!

Сейчас же призывает она к себе сына своего крылатого, крайне дерз­кого мальчика, который, в злонравии своем общественным порядком пренебрегая, вооруженный стрелами и факелом, бегает ночью по чужим домам, расторгая везде супружества, и, безнаказанно совершая такие пре­ступления, хорошего решительно ничего не делает. Его, от природной ис­порченности необузданного, возбуждает она еще и словами, ведет в тот город и Психею, - таково было имя девушки, - воочию ему показывает, рассказывает всю историю о соревновании в красоте; вздыхая, дрожа от негодования, говорит она ему:

Заклинаю тебя узами любви материнской, нежными ранами стрел твоих, факела твоего сладкими ожогами, отомсти за свою родительницу. Полной мерой воздай и жестоко отомсти дерзкой красоте, сделай то един­ственное, чего мне больше всего хочется: пусть дева эта пламенно влю­бится в последнего из смертных, которому судьба отказала и в происхож­дении, и в состоянии, и в самой безопасности, в такое убожество, что во всем мире не нашлось бы более жалкого.

Между тем Психея, при всей своей очевидной красоте, никакой при­были от прекрасной своей наружности не имела. Все любуются, все про­славляют, но никто не является - ни царь, ни царевич, ни хотя бы кто-ни­будь из простого народа, кто бы пожелал просить ее руки. Дивятся на нее, как на божественное явление, но все дивятся, как на искусно сделанную статую.

Старшие две сестры, об умеренной красоте которых никакой молвы не распространялось в народе, давно уже были просватаны за женихов из царского рода и заключили уже счастливые браки, а Психея, в девах, вдо­вица, сидя дома, оплакивает пустынное свое одиночество, недомогая те­лом, с болью в душе, ненавидя свою красоту, хотя она всех людей привле­кала. Тогда злополучный отец несчастнейшей девицы, подумав, что это знак небесного неблаговоления, и страшась гнева богов, вопрошает древ­нейшее прорицалище - милетского бога - и просит у великой святыни мольбами и жертвами для обездоленной девы мужа и брака. Аполлон же, хотя и грек и даже иониец, из уважения к составителю милетского рас­сказа дает прорицание на латинском языке:

Царь, па высокий обрыв поставь обреченную деву

И в погребальный наряд к свадьбе ее обряди; Смертного зятя иметь не надейся, несчастный родитель;

Будет oн дик и жесток, словно ужасный дракон, Он на крылах облетает эфир и всех утомляет,

Раны наносит он всем, пламенем жгучим палит, Даже Юпитер трепещет пред ним, и боги боятся.

Стиксу внушает он страх, мрачной подземной реке.

Услышав ответ святейшего прорицателя, царь, счастливый когда-то, пускается в обратный путь недовольный, печальный и сообщает своей супруге предсказания зловещего жребия. Грустят, плачут, убиваются немало дней. Но ничего не поделаешь, приходится исполнять мрачное веле­ние страшной судьбы. Идут уже приготовления к погребальной свадьбе злосчастнейшей девы, уже пламя факелов чернеет от копоти и гаснет от пепла, звук мрачной флейты переходит в жалобный лидийский лад, и ве­селые Гименеи оканчиваются мрачными воплями, а невеста отирает сле­зы подвенечной фатой. Весь город сострадает печальной участи удручен­ного семейства, и по всеобщему согласию тут же издается распоряжение об общественном трауре.

Но необходимость подчиниться небесным указаниям призывает бед­ненькую Психею к уготованной муке. Итак, когда все было приготовлено к торжеству погребального бракосочетания, трогается в путь в сопровож­дении всего народа, при общей скорби, похоронная процессия без покой­ника, и заплаканную Психею ведут не как на свадьбу, а как па собствен­ное погребение. И когда удрученные родители, взволнованные такой бе­дою, медлили совершать нечестивое преступление, сама их дочка такими словами подбодряет их:

Зачем долгим плачем несчастную старость свою мучаете? Зачем дыхание ваше, которое скорее мне, чем вам, принадлежит, частыми во­плями утруждаете? Зачем бесполезными слезами лица, чтимые мною, пятнаете? Зачем темните мой свет в очах ваших? Зачем рвете седины? Зачем грудь, зачем сосцы эти священные поражаете ударами? Вот вам за небывалую красоту мою награда достойная! Поздно опомнились вы, по­раженные смертельными ударами нечестивой зависти. Когда народы и страны оказывали нам божеские почести, когда в один голос новой Вене­рой меня провозглашали, тогда скорбеть, тогда слезы лить, тогда меня, как бы уже погибшую, оплакивать следовало. Чую, вижу, одно только на­звание Венеры меня погубило. Ведите меня и ставьте на скалу, к которой приговорил меня рок. Спешу вступить в счастливый этот брак, спешу увидеть благородного супруга моего. Зачем мне медлить, оттягивать при­ход того, кто рожден всему миру на пагубу?

Сказав так, умолкла дева и твердой уже поступью присоединилась к шествию сопровождавшей ее толпы. Идут к указанному обрыву высокой горы, ставят на самой вершине ее девушку, удаляются, оставив брачные факелы, освещавшие ей дорогу и тут же угасшие от потока слез, и, опус­тив головы, расходятся все по домам. А несчастные родители ее, удручен­ные такою бедою, запершись в доме, погруженные во мрак, предали себя вечной ночи. Психею же, боящуюся, трепещущую, плачущую на самой вершине скалы, нежное веяние мягкого Зефира, всколыхнув ей полы и вздув одежду, слегка подымает, спокойным дуновением понемногу со склона высокой скалы уносит и в глубокой долине на лоно цветущего лу­га, медленно опуская, кладет.

Психея, тихо покоясь на нежном, цветущем лугу, на ложе росистой травы, отдохнув от такой быстрой перемены в чувствах, сладко уснула. Вдосталь подкрепившись сном, она встала с легкой душой. Видит рощу, большими высокими деревьями укра­шенную, видит хрустальные воды ис­точника прозрачного. Как раз в самой середине рощи рядом со струящимся источником дворец стоит, не человече­скими руками созданный, но божест­венным искусством. Едва ступишь туда, сразу узнаешь, что перед тобою какого-нибудь бога светлое и милое пристани­ще. Штучный потолок, искусно сделан­ный из туи и слоновой кости, поддер­живают золотые колонны, все стены вы­ложены чеканным серебром с изобра­жением зверей диких и других живот­ных, словно устремившихся навстречу входящим. О, поистине то был удиви­тельный человек, полубог, конечно, или, вернее, настоящий бог, который с ис­кусством великого художника столько серебра в зверей превратил! Даже пол, составленный из мелких кусочков дорогих камней, образует всякого рода картины. Поистине блаженны, два­жды и многократно блаженны те, что ступают по самоцветам и драгоцен­ностям! И прочие части дома, в длину и ширину раскинутого, бесценны по ценности; все стены, отягченные массою золота, сияют таким блеском, что, откажись солнце светить - они сами залили бы дом дневным светом; каждая комната, каждая галерея, каждая даже створка дверная пламене­ет. Прочее убранство не меньше соответствует величию дома, так что по­истине можно подумать, будто великий Юпитер создал эти чертоги не­бесные для общения со смертными.

Привлеченная прелестью этих мест, Психея подходит ближе, расхраб­рившись немного, переступает порог и вскоре с восхищенным вниманием озирает все подробности прекраснейшего зрелища, осматривая находя­щиеся по ту сторону дома склады, выстроенные с большим искусством, куда собраны были великие сокровища. Нет ничего на земле, чего бы там не было. Но кроме необычайности стольких богатств, было всего дивнее то, что сокровища целого мира никакой цепью, никаким засовом, ника­ким стражем не охранялись. Покуда она с величайшим наслаждением смотрела на все это, вдруг доносится до нее какой-то голос, лишенный тела.

Что, - говорит, - госпожа, дивишься такому богатству? Это все принадлежит тебе. Иди же в спальню, отдохни от усталости на постели; когда захочешь, прикажи купание приготовить. Мы, чьи голоса ты слы­шишь, мы, твои рабыни, усердно будем прислуживать тебе, и, как только приведешь себя в порядок, не замедлит явиться роскошный стол.

Психея ощутила блаженство от божественного покровительства и, вняв совету неведомого голоса, сначала сном, а затем купаньем смывает остаток усталости; увидев тут же подле себя появившийся полукруглый стол, накрытый, как о том свидетельствовал обеденный прибор, для ее трапезы, охотно возлегает за него. И тотчас вина, подобные нектару, и множество блюд с разнообразными кушаньями подаются будто гони­мые каким-то ветром, а слуг нигде нет. Никого не удалось ей увидеть, лишь слышала, как слова раздавались, и только голоса имела к своим услу­гам. После обильной трапезы вошел кто-то невидимый и запел, а другой заиграл на кифаре, которой также она не видела. Тут до слуха ее доносят­ся звуки многих поющих голосов, и, хотя никто из людей не появлялся, ясно было, что это хор.

По окончании развлечений, уступая увещеваниям сумерек, отходит Психея ко сну. В глубокой ночи какой-то легкий шум долетает до ее ушей. Тут, опасаясь за девство свое в таком уединении, робеет она и ужасается и боится какой-либо беды тем более, что она ей неизвестна. Но вошел уже таинственный супруг и взошел на ложе, супругою себе Психею сделал и раньше восхода солнца поспешно удалился. Тотчас же голоса, дожидав­шиеся в спальне, окружают заботами потерявшую невинность новобрач­ную. Так продолжалось долгое время. И по законам природы новизна от частой привычки приобретает для нее приятность, и звук неизвестного голоса служит ей утешением в одиночестве.

Меж тем родители ее старились в неослабевающем горе и унынии, а широко распространившаяся молва достигла старших сестер, которых все узнали и, быстро покинув свои очаги, поспешили, мрачные и печаль­ные, одна за другой, повидаться и поговорить со своими родителями.

В ту же ночь со своей Психеей так заговорил супруг - ведь только для зрения он был недоступен, но не для осязания и слуха:

Психея, сладчайшая и дорогая супруга моя, жестокая судьба грозит тебе гибельной опасностью, к которой, считаю я, следует отнестись с осо­бым вниманием. Сестры твои, считающие тебя мертвой и с тревогой ищу­щие следов твоих, скоро придут на тот утес; если услышишь случайно их жалобы, не отвечай им и не пытайся даже взглянуть па них, иначе причи­нишь мне жестокую скорбь, а себе верную гибель.

Она кивнула в знак согласия и обещала следовать советам мужа, по, как только он исчез вместе с окончанием ночи, бедняжка весь день прове­ла в слезах и стенаниях, повторяя, что теперь она уже непременно погиб­нет, накрепко запертая в блаженную темницу, лишенная общения и бесе­ды с людьми, так что даже сестрам своим, о ней скорбящим, никакой помощи оказать не может и даже хоть краткого свидания с ними не дож­дется. Не прибегая ни к бане, ни к пище, ни к какому другому подкрепле­нию, горько плача, отходит она ко сну.

Не прошло и минуты, как на ложе возлег супруг, появившийся немно­го раньше обыкновенного, и, обняв ее, еще плачущую, так ее вопрошает:

Это ли обещала ты мне, моя Психея? Чего же мне, твоему супругу, ждать от тебя, на что надеяться? И день, и ночь, даже в супружеских объ­ятиях, продолжается твоя мука. Ну, делай, как знаешь, уступи требовани­ям души, жаждущей гибели. Вспомни только, когда придет запоздалое раскаяние, о серьезных моих увещеваниях.

Тогда она просьбами, угрозами, что иначе она умрет, добилась от му­жа согласия на ее желание повидаться с сестрами, умерить их печаль и поговорить с ними. Так уступил супруг просьбам молодой своей жены, больше того, разрешил даже дать им в подарок, что ей захочется из золотых украшений или драгоценных камней, неоднократно предупреждая при этом и подкрепляя слова свои угрозами, что если она, вняв гибель­ным советам сестер, будет добиваться увидеть своего мужа, то святотат­ственным любопытством этим она низвергнет себя с вершины счастья и навсегда впредь лишится его объятий. Она поблагодарила мужа и с про­яснившимся лицом говорит:

Да лучше мне сто раз умереть, чем лишиться сладчайшего твоего супружества! Ведь кто б ты ни был, я люблю тебя страстно, как душу свою, и с самим Купидоном не сравняю. Но молю тебя, исполни еще мою просьбу: прикажи слуге твоему Зефиру так же доставить сюда сестер мо­их, как он доставил меня. - И запечатлев поцелуй для убеждения, ведя речь нежную, прильнув всем телом для соблазна, прибавляет к этим лас­кам: - Медовенький мой, муженек мой, твоей Психеи нежная душень­ка! - Силе и власти любовного нашептывания против воли уступил муж и дал обещание, что все исполнит, а как только стал приближаться свет, исчез из рук супруги.

А сестры, расспросив, где находится утес и то место, на котором поки­нута была Психея, спешат туда и готовы выплакать себе глаза, бьют себя в грудь, так что на частые крики их скалы и камни откликаются ответным звуком. Несчастную сестру свою по имени зовут, пока на пронзительный вопль их причитаний, доносившихся с горы, Психея вне себя, вся дрожа, не выбежала из дому и говорит:

Что вы напрасно себя жалобными воплями убиваете? Вот я здесь, о ком вы скорбите. Прекратите мрачные крики, отрите наконец щеки, мокрые от продолжительных слез, раз в вашей воле обнять ту, которую вы оплакиваете.

Тут, призвав Зефира, передает ему приказание мужа. Сейчас же, явив­шись на зов, он спокойнейшим дуновением доставляет их безопасным об­разом. Вот они уже обмениваются взаимными объятиями и торопливыми поцелуями, и слезы, прекратившиеся было, снова текут - от радостного счастья.

Но войдите, - говорит, - с весельем под кров наш, к нашему очагу и утешьте с Психеей вашей скорбные души.

Промолвив так, начинает она и несметные богатства золотого дома показывать, и обращает внимание их слуха на великое множество прислуживающих голосов, щедро подкрепляет их силы прекраснейшим ку­панием и роскошью стола, достойного бессмертных, так что в глубине их душ, досыта насладившихся пышным изобилием поистине небесных бо­гатств, пробуждается зависть. Наконец, одна из них с большой настойчи­востью и любопытством принялась расспрашивать, кто же хозяин всех этих божественных вещей, кто такой и чем занимается ее муж. Но Пси­хея, боясь нарушить супружеские наставления, не выдает сокровенной тайны, а наскоро придумывает, что он человек молодой, красивый, щеки которого только что покрылись первым пушком, главным образом, заня­тый охотой по полям и горам; и чтобы при продолжении разговора слу­чайно не нарушить принятого ею решения, нагрузив их золотыми ве­щами и ожерельями из драгоценных камней, тут же призывает Зефира и передает их ему для доставления обратно.

Когда приказание это было без замедления выполнено, добрые сест­ры по дороге домой, преисполняясь желчью растущей зависти, много и оживленно между собой говорили. Наконец, одна из них так начала:

Вот слепая, жестокая и несправедливая судьба! Нравится тебе, что­бы рожденным от одного и того же отца, одной матери, столь различный жребий вышел нам на долю. Нас, старших как-никак по возрасту, ты пре­даешь иноземным мужьям в служанки, отторгаешь от родного очага, от самой родины, так что вдали от родителей влачим мы существование, как изгнанницы, она же, самая младшая, последний плод уже утомленного чадородия, владеет такими богатствами и мужем божественным, а сама и пользоваться-то как следует таким изобилием благ не умеет. Ты видела, сестра, сколько в доме находится драгоценностей, какие сверкающие оде­жды, какие блестящие перлы, сколько, кроме того, под ногами повсюду разбросано золота. И если к тому же муж ее так красив, как она уверяет, то нет на свете более счастливой женщины. Может быть, как усилится привычка ее божественного мужа, укрепится привязанность, он и ее са­мое сделает богиней. Клянусь Геркулесом, к тому идет дело! Так она вела себя, так держалась. Да, метит она на небо, богиней держится эта женщи­на, раз и невидимых служанок имеет, и самими ветрами повелевает. А мне, несчастной, что досталось на долю? Прежде всего муж в отцы мне годит­ся, плешивее тыквы, телосложением тщедушнее любого мальчишки и все в доме держит на замках и запорах.

Другая подхватывает:

А мне какого мужа терпеть приходится? Скрюченный, сгорблен­ный от подагры и по этой причине крайне редко в любви со мной нахо­дящийся; большую часть времени растираю я его искривленные, затвер­девшие, как камень, пальцы и обжигаю эти тонкие руки мои пахучими припарками, грязными тряпками, зловонными пластырями, словно я не законная супруга, а сиделка, для работы нанятая. Видно, что ты, сестра, - я скажу открыто, что чувствую, - переносишь это с полным или даже рабским терпением. Ну а что касается до меня, так я не могу больше выдержать, что такая блаженная судьба досталась на долю недостойной. Вспомни только, как гордо, как вызывающе вела она себя с нами, самое хвастовство это, неумеренно проявленное, доказывает надменность ее духа; потом от таких несметных богатств, скрепя сердце, бросила нам крошку и тотчас, тяготясь нашим присутствием, приказала удалить нас, выдуть, высвистать. Не будь я женщиной, перестань я дышать, если не свергну ее с вершины такого богатства. Если и тебя, что вполне естествен­но, возмутило это оскорбление, давай обе вместе серьезно посоветуемся и примем решение, что нам делать. Но подарки, которые мы принесли с со­бою, не будем показывать ни родителям, ни кому другому, также совсем не будем упоминать, что нам известно что-либо о ее спасении. Довольно того, что мы сами видели, чего бы лучше нам не видеть, а не то, чтобы на­шим родителям и всему народу разглашать о таком ее благополучии. Не могут быть счастливы те, богатство которых никому неведомо. Она узна­ет, что не служанки мы ей, а старшие сестры. Теперь же отправимся к су­пругам и к бедным, но вполне честным, очагам нашим; не спеша и тщатель­но все, обдумав, мы более окрепшими вернемся для наказания гордыни.

По душе пришелся злодейский план двум злодейкам; итак, спрятав все богатые подарки, выдирая себе, волосы и царапая лицо, чего они и за­служивали, притворно возобновляют они плач. Затем, напугав роди­телей, рана которых снова открылась, полные безумия, быстро отправля­ются по своим домам, строя преступный, поистине отцеубийственный замысел против невинной своей сестры.

Меж тем неведомый Психее супруг снова убеждает ее в ночных своих беседах:

Видишь ли, какой опасности ты подвергаешься? Судьба издалека начала бой и, если очень крепких не примешь ты мер предосторожности, скоро лицом к лицу с тобой сразится. Коварные девки эти всеми силами готовят против тебя гибельные козни, и главная их цель - уговорить тебя узнать мои черты, которые, как я тебя уже не раз предупреждал, увидав­ши, не увидишь больше. Итак, если через некоторое время ламии эти не­годные, полные злостных планов, придут сюда, - а они придут, знаю это, - то не говори им ни слова. Если же, по прирожденной простоте тво­ей и по нежности душевной, сделать этого ты не сможешь, то по крайней мере не слушай никаких речей про своего мужа и не отвечай на них. Ведь скоро семья наша увеличится, детское еще чрево твое носит в себе новое дитя для нас, божественное, если молчанием скроешь нашу тайну, если нарушишь секрет - смертное.

Психея при вести этой от радости расцвела и, утешенная божествен­ным отпрыском, в ладоши захлопала, и славе будущего плода своего воз­веселилась, и почтенному имени матери возрадовалась. В нетерпении считает она, как идут дни и протекают месяцы, дивится непривычному, неведомому грузу и постепенному росту плодоносного чрева от столь кратковременного укола. А те две заразы, две фурии гнуснейшие, змеиным ядом, торопились снова пуститься в плаванье с преступной по­спешностью. И снова на краткое время появляющийся супруг убеждает свою Психею:

Вот пришел последний день, крайний случай: враждебный пол и кровный враг взялся за оружие, снялся с лагеря, ряды выстроил, сигнал протрубил; уже с обнаженным мечом преступные сестры твои подступают к твоему горлу. Увы, какие бедствия грозят нам, Психея нежнейшая! По­жалей себя, пожалей нас, и святого воздержанностью спаси дом, мужа, са­мое себя и нашего младенца от несчастья нависшей гибели. О, если бы тебе негодных женщин этих, которых после смертоубийственной ненависти к тебе, после попранной кровной связи непозволительно называть сестра­ми, не пришлось ни слышать, ни видеть, когда они, наподобие сирен, с вы­сокого утеса будут оглашать скалы своими губительными голосами.

Заглушая речь жалобными всхлипываниями, Психея отвечала:

Насколько знаю я, ты имел уже время убедиться в моей верности и неразговорчивости, теперь не меньшее доказательство дам я тебе душев­ной крепости. Отдай только приказание нашему Зефиру исполнить его обязанность и, в замену отказанного мне лицезрения священного лика твоего, позволь мне хоть с сестрами увидеться. Заклинаю тебя этими бла­говонными, по обе стороны спадающими, кудрями твоими, твоими неж­ными, округлыми, на мои похожими ланитами, грудью твоей, каким-то таинственным огнем наполненной, - да узнаю я хоть в нашем малютке черты твои! - в ответ на смиренные просьбы и мольбы нетерпеливые доставь мне радость обнять своих сестер и душу верной и преданной тебе Психеи утешь этим счастьем. Ни слова больше не спрошу я о твоем лице, самый мрак ночной мне уже не досаждает, так как при мне - свет твой. Зачарованный речами этими и сладкими объятьями, супруг ее, отерев слезы ей своими волосами, обещал ей все исполнить и исчез, предупреж­дая свет наступающего дня.

А чета сестер, связанная заговором, не повидав даже родителей, пря­мо с кораблей проворно направляется к обрыву и, не дождавшись появле­ния переносившего их ветра, с дерзким безрассудством бросается в глу­бину. Но Зефир, памятуя царские приказы, принял их, хоть и против воли, на свое лоно и легким дуновением опустил на землю. Они, не меш­кая, сейчас же поспешным шагом проникают в дом, обнимают жертву свою, лицемерно прикрываясь именем сестер, и, под радостным выраже­нием храня в себе тайник глубоко скрытого обмана, обращаются к ней со льстивою речью:

Вот, Психея, - теперь уже ты не прежняя девочка, сама скоро бу­дешь матерью. Знаешь ли ты, сколько добра ты носишь для нас в этом ме­шочке? Какой радостью все наше семейство обрадуешь? Для нас-то сча­стье какое, что будем нянчить это золотое дитятко. Если, как и следует ожидать, ребенок по красоте выйдет в родителей, наверное, Купидона ты на свет произведешь.

Так с помощью поддельной нежности они мало-помалу овладевают душою сестры. Как только они отдохнули с дороги на креслах и освежи­лись горячими парами бани, она принялась угощать их в прекраснейшей столовой удивительными и совершенными кушаньями и закусками. Ве­лит кифаре играть - звенит, флейте исполнять - звучит, хору высту­пать - поет. Всеми этими сладчайшими мелодиями невидимые музыкан­ты смягчали души слушателей. Но преступность негодных женщин не успокоилась и от мягкой нежности сладчайшего пения: направляя разго­вор к заранее обдуманной, коварной западне, принимаются они с хитро­стью расспрашивать, кто се муж, откуда родом, чем занимается. Она же по крайней простоте своей, забыв, что говорила прошлый раз, заново вы­думывает и рассказывает, что муж ее из ближайшей провинции, ведет крупные торговые дела, человек уже средних лет с редкой проседью. И, не задерживаясь на этом разговоре, снова нагружает их богатыми подарка­ми и передает для отправления ветру.

Пока, поднятые спокойным дуновением Зефира, возвращаются они домой, так между собой переговариваются:

Что скажешь, сестрица, о такой чудовищной лжи этой дурочки? То юноша, щеки которого покрыты первым пушком, то человек средних лет, у которого уже пробивается седина. Кто же он такой, что в столь корот­кий промежуток времени внезапно успел состариться? Не иначе, сестри­ца: пли негодница все наврала, или мужа в глаза не видела; что бы ни бы­ло правдой, прежде всего надо низвергнуть ее с высоты благополучия. Если она не знает лица своего мужа, значит, вышла за какого-нибудь бога и готовится произвести па свет бога. А уж если она (да не случится это­го!) прослывет матерью божественного ребенка, я тут же на крепкой пет­ле повешусь. Однако вернемся к родителям нашим и, как начало тех ре­чей, с которыми к Психее обратимся, сплетем подходящую ложь.

Добавить свою цену в базу

Комментарий

Психе́я - в древнегреческой мифологии олицетворение души, дыхания; представлялась в образе бабочки или девушки с крыльями бабочки. В мифах её преследовал Эрот (Амур), то она мстила ему за преследования, то между ними была нежнейшая любовь. Хотя представления о душе встречаются, начиная с Гомера, миф о Психее впервые был разработан лишь Апулеем в его романе «Метаморфозы».

Миф об Амуре и Психее

В мифе говорится, что у одного царя были три красавицы дочери, из которых красивее всех была младшая - Психея. Слава о её красоте прошла по всей земле, и многие приезжали в город, где жила Психея, чтобы полюбоваться ею. Ей стали даже воздавать божеские почести, забыв Афродиту. Последняя оскорбилась и решила погубить соперницу. Позвав своего сына Эрота, она показала ему красавицу и велела ему вселить в неё любовь к самому отверженному, безобразному и жалкому из людей. Между тем, Психея чувствовала себя очень несчастной оттого, что все любовались ею, как бездушной красотой, и никто не искал её руки.

В горе обратился её отец к милетскому оракулу, и бог ответил, что Психея, одетая в погребальные одежды, должна быть отведена на скалу для брака с ужасным чудовищем. Исполняя волю оракула, несчастный отец привёл Психею в указанное место и оставил её одну; вдруг дуновение ветра перенесло её в чудный дворец, обитаемый невидимыми духами, и она стала женой какого-то таинственного незримого существа. Блаженная жизнь Психеи, однако, продолжалась недолго: завистливые сёстры, узнав об её благополучии, решили извести её и хитростью достигли того, что Психея нарушила данное супругу обещание - не допытываться, кто он. Злые сёстры нашептали ей, что незримый супруг - дракон, который в один прекрасный день съест её с её плодом (Психея была уже беременна), и убедили её, чтобы она, вооружившись мечом и светильником, подстерегла его во время сна и убила.

Доверчивая Психея послушалась, зажгла светильник и стала рассматривать своего супруга, который оказался прекрасным Эротом; в то время, как она, поражённая красотой его лица, любовалась спящим, со светильника на плечо бога упала горячая капля масла, и он от боли проснулся. Оскорблённый вероломством и легкомыслием супруги, он улетел от неё, а она, покинутая, пошла по земле искать своего возлюбленного. Долго Психея ходила по всем землям, пока не была вынуждена преклониться перед своей соперницей - Афродитой, которая долго искала случая отомстить Психее и послала уже разыскивать её Гермеса. В это время больной от ожога Эрот лежал у своей матери.

Очутившись под одной кровлей с супругом, но разлучённая с ним, Психея должна была сносить всяческие преследования Афродиты, которая, желая ей смерти, придумывала разные невыполнимые работы.

Четыре испытания для Души с точки зрения психологов

Афродита сообщила девушке, что разрешит ей встретиться с сыном только в том случае, если она сможет выполнить четыре задания. Все задачи были практически невыполнимы, но каждый раз Психее чудом удавалось их решить. У психологов же свое мнение на этот счет. После каждого выполненного задания женщина приобретала новые знания и умения. Она не просто делала все возможное для встречи с любимым - она развивалась, чтобы стать достойной бога.

Например, сначала Афродита отвела девушку в комнату с огромной кучей разных семян и приказала рассортировать их. Психологи считают это важной символикой. Прежде чем принять окончательное серьезное решение, женщина должна суметь разобраться в своих чувствах, откинуть страхи, отделить нечто важное от совершенно несущественного. Это задание Психее помогли выполнить насекомые и птицы. Но Афродита все равно не хотела допустить девушку к своему сыну.

Затем Психея должна была добыть немного золотого руна от солнечных овнов. Эти огромные агрессивные чудовища растоптали бы девушку, отважься она пройти между ними. Но тростник подсказал ей дождаться ночи, когда животные покидают поле. С точки зрения психологов, подобное задание является метафорой - женщина должна уметь обрести силу, не теряя при этом особенностей своей личности, способности к сочувствию.

В третьем задании Психея должна была набрать воды из запретного источника, который низвергался из трещин самой высокой скалы. Естественно, девушка могла разбиться насмерть, если бы в этом деле на помощь ей не пришел орел. Некоторые специалисты считают, что подобная метафора обозначает способность увидеть общую картину происходящего, что крайне важно для решения некоторых проблем.

Психея боялась, что не сможет выполнить это задание, но над ней сжалились камни и пропустили ее в подземное хранилище. Там богиня Персефона дала ей ларец и наказала не заглядывать в него.

Но Психея так и не сумела совладать со своей женской натурой. На обратном пути она все же открыла баночку, чтобы позаимствовать немного божественной красоты. Но в баночке была не красота, а «подземный стигийский сон», тотчас же охвативший Психею.

Охваченная смертным сном, Психея долго лежала где-то на полпути из загробного царства - долго, но не вечно, как надеялась Афродита. Излечившись от своей раны, Эрот отправился на поиски своей возлюбленной и нашел ее. Увидев Психею, он снял с нее сон, вернул его в коробочку, легким уколом своей стрелы пробудил Психею и велел ей отнести коробочку к своей матери, остальное он, мол, берет на себя.

Окончание истории

После этого бог любви забрал свою суженую на Олимп, где получил разрешение Зевса на брак. Громовержец даровал девушке бессмертие и приобщил ее к пантеону богов. Богиня Психея и Эрос родили ребенка - Волупию, богиню наслаждения. Только союз души и любви может породить настоящее наслаждение, настоящее счастье.

Образ психеи

Психея представлялась на памятниках изобразительного искусства или в виде молодой девушки с крыльями бабочки, или в виде бабочки, то вылетающей из погребального костра, то отправляющейся в аид. Иногда бабочка прямо отождествлялась с умершим. Греческое слово «психея» означает «душа» и «бабочка». Психея представлялась и как летящая птица. Души умерших в аиде рисуются летающими, они слетаются на кровь, порхают в виде теней и сновидений. Душа Патрокла удаляется с «писком», причем употребляется глагол tridzein, «щебетать», «пищать». Души убитых Одиссеем женихов также уходят в аид с писком нетопырей.

Психея изображалась и в виде орла, устремляющего ввысь своей полет. В ряде текстов Гомера диафрагма воспринимается как Психея — душа. Кровь — тоже носитель души; у раненого душа выходит через рану, очевидно, в виде крови или ее вырывают вместе в острием копья: «из зияющей раны теснимый Дух излетел» (Гомер «Илиада», XIV 518-519). По Пифагору, Психея питается кровью; кровь — «седалище души».

Апулей в «Метаморфозах» рассказывает о полной приключений, романтичной любви Амура и Психеи; странствиях человеческой души, жаждущей слиться с любовью.

(Апулей. Метаморфозы. IV, 28 – VI, 24)

Жили в одном городе царь с царицей. Было у них три дочери, все три – красавицы. Можно еще было описать красоту двух старших царевен, но никакими словами нельзя было представить всей прелести младшей. Отовсюду, из ближних и дальних стран, сходились люди в тот город; стар и млад – все дивились деве и чтили ее как Афродиту. Думали, что богиня, рожденная из недр морских и вскормленная пеной волн, совлекла с себя божественное естество и поселилась между смертными или что творческая сила небесных звезд снова оплодотворила – уже не море, а землю – и породила новую Афродиту, девственной красотой своей равную из пены рожденной богине. Опустели храмы истинной Афродиты. Никто более не отправлялся на поклонение богине ни в Пафос, ни на Киферу. Деве воссылались мольбы, как великой богине, принявшей человеческий образ, к ней взывали при совершении жертв, ее призывали за жертвенными пирами. По улицам вокруг нее теснился народ, дарил ей венки и рассыпал цветы перед нею.

Гнева исполнилась Афродита, видя, как божеские почести расточаются смертной деве. "Как! Неужели я, праматерь мира, воззвавшая к бытию стихии, неужели я, богиня, подающая благодать всему миру, должна делиться почестями со смертной девой? Неужели образом моим будет облечено существо земное? Напрасно же Парис, фригийский пастух, предпочел меня Афине и Гере. Но не на радость себе восхитила дева мои почести: будет она плакаться на свою красу". Так говорила сама с собой Афродита и призвала сына своего, резвого мальчика Амура, что неотразимыми стрелами своими наносит раны и богам, и людям. Привела богиня Амура в тот город, где жила Психея (так звали красавицу царевну), и, рассказав, в чем провинилась перед ней соперница, полная гнева и скорби, обратилась к нему с такими словами: "Узами материнской любви, сладостными ранами стрел твоих заклинаю тебя, о сын мой, отомсти за меня деве, накажи ты гордую красавицу; исполни мне это одно моление. Пусть воспылает дева жгучей страстью к самому презренному из людей, к смертному, которому не дала судьба не только почестей и богатства, но даже безопасности от нищеты и нужды, к такому низкому и жалкому человеку, который бы не находил себе подобного на земле".

Так говорила богиня и покрывала поцелуями милого сына. Потом пошла она на берег моря. Лишь только нежные ноги богини коснулись разлившихся по взморью волн, как море готово уже служить ей. Тритоны везут на себе золотую колесницу ее и, играя на раковинах, веселой толпой следуют за нею по волнам; одни защищают богиню от солнца, другие подставляют ей зеркало, чтобы полюбовалась и порадовалась она на красу свою. Сидя на спинах дельфинов, толпой сбираются вокруг нее дочери Нерея, вместе с ними плывет и отрок Палемон; поют нереиды веселые песни. Так шествует богиня по водам морским к Океану.

Между тем красота Психеи становилась для нее не в радость. Все любовались на нее, все ее восхваляли, но никому из людей не приходила мысль искать руки ее: красоте царевны дивились как созданию искусного художника. Две старшие сестры Психеи вступили уже в брак и наслаждались семейным счастьем, а Психея все еще оставалась безбрачной и жила в одиночестве, болея и томясь душой и проклиная красу свою, восторженно превозносимую людьми. Отец Психеи, полагая, что причина несчастий его дочери – гнев кого-нибудь из богов, отправился в Кларос, к древнему оракулу Аполлона; принося богу мольбы и жертвы, испрашивал он дочери супруга. И такое гадание дано было ему от оракула:

Деву младую поставь на вершине горы многохолмной,

Пышно одетую в брачно-могильные ризы.

Зятя себе ты не жди от смертного рода людского:

Страшен и дик будет зять твой и видом дракону подобен.

Он, быстрокрылый, носясь по эфиру, все побеждает:

Все сокрушая мечом и пламенем в прах обращая;

Зевс сам страшится его, перед ним и все боги трепещут;

Воды послушны ему и темное царство Аида.

С сердцем, полным скорби, воротился отец Психеи в свой дом и передал жене слова оракула.

Тужат царь с царицей, денно и нощно сокрушаются они и льют горькие слезы, но наконец приступают к исполнению повеления оракула. Приготовили для несчастной девы брачные одежды и, по совершении жертвоприношений, повели ее, оплакиваемую всем народом, на вершину крутой скалы. На пути Психея, видя горькие слезы и безутешную печаль родителей, обратилась к ним с такими речами: "О чем вы плачете и сокрушаетесь? Не видите разве, что над нами тяготеет месть разгневанной богини? Когда слава о красе моей гремела между народами, когда мне воздавались божеские почести и люди единогласно называли меня новой Афродитой, вот тогда бы следовало плакать и сокрушаться. Вижу я – это поклонение моей красоте и погубило меня. Ведите же меня скорее на скалу, указанную оракулом. Влечет меня скорее увидать обещанного супруга. Чего мне страшиться? И мне ли отвергать имеющего власть и силу над всем существующим?" Так говорила Психея, и родители, сопровождаемые народной толпой, повели ее к скале. Войдя на вершину ее, потушили брачные светильники и, печальные, с поникнувшими головами, пошли все назад, оставив деву на вершине пустынной горы. Трепеща от страха, стояла Психея и проливала слезы. Вдруг ощущает она легкое веяние Зефира. Подхватив деву, он несет ее вниз со скалы, в глубокую долину, и бережно опускает на мягкую мураву.

Отдохнув на шелковистой мураве и успокоясь от страха, Психея впала в сладкую дремоту. Пробудясь от сна, она почувствовала себя бодрой и спокойной. Видит она – перед ней зеленая роща, и из рощи струится тихий, светловодный поток; неподалеку от того потока стоит пышный дворец, построенный – видимое дело – не человеческими руками, а каким-нибудь божественным зодчим. При самом входе во дворец было видно, что он служит жилищем кому-нибудь из богов. Крыша, сделанная из драгоценных камней и слоновой кости, покоилась на золотых колоннах, все стены покрыты были фигурами и изображениями, искусно вычеканенными из серебра; даже полы были разукрашены рисунками, составленными из мелких кусочков драгоценных камней. В иных покоях стены были сплошь покрыты золотом и сияли светом даже и в то время, когда не освещались лучами солнца. Поистине, такие чертоги могли бы быть достойным жилищем Зевса, если бы ему пожелалось жить на земле, между людьми.

Привлеченная блеском дворца, Психея подошла к нему ближе и осмелилась даже войти внутрь его. Идет она по дивным палатам и дивится всему, что видит; входит в горницы, где хранятся сокровища: груды драгоценностей лежат на полу, незапертые и никем не охраняемые. Смотрит она на эти драгоценности и слышит, как какие-то голоса говорят ей: "Что ты, царевна, смотришь на эти сокровища? Все это твое. Ступай в опочивальню, приляг на ложе и успокой усталые члены; а не то мы изготовим тебе ванну: освежи сперва свое тело омовением. Мы, говорящие с тобой, твои служительницы; мы будем усердно ходить за тобой. Когда ты вымоешься и отдохнешь, обед твой будет уже готов".

Дивно было все это для Психеи. По предложению чудесных своих служительниц она омылась и освежила себя сном. Встав с ложа, видит – перед нею ставится стол и седалище; на столе появляются различные яства и сладкие напитки – все это подается не служанками, а как будто приносится дыханием ветра. Видеть – она никого не видит, а слышит только чьи-то голоса; эти голоса ей и прислуживают. Когда она встала из-за стола, слышит – вошел кто-то в горницу и начал петь, а другой, пришедший вместе с ним, заиграл на цитре; только ни певца, ни музыканта, ни его цитры Психея не видит. После того послышалось пение хора; пел тот, не видимый тоже, хор веселые, плясовые песни.

Наступил вечер. Психея пошла в опочивальню. Жутко стало ей ночью одной в огромном дворце, но услыхала она ласковый голос своего супруга и успокоилась. На рассвете голос стих – незримый супруг ее удалился. Тотчас же явились на службу новобрачной голоса, служившие ей, и ждали ее приказаний. Так шло долго: каждую ночь к Психее невидимо приходил таинственный супруг ее, и звуки его голоса служили для нее отрадой в ее уединении.

Между тем родители Психеи скорбели и сокрушались о ней непрестанно. Когда слух о ее гибели дошел до старших сестер, живших далеко, они прибыли к родителям, чтобы утешить и разделить с ними печаль их. В ночь, накануне того дня, когда сестры Психеи прибыли в родительский дом, муж говорил ей: "Психея, дорогая подруга моя! Будь осторожна: судьба готовит тебе испытание. Сестры твои думают, что ты погибла, и разыскивают тебя всюду; скоро придут они на ту скалу, с которой унес тебя Зефир, слуга мой. Когда ты услышишь их вопли – не отвечай на них и не показывайся даже сестрам, иначе горе и мне, и тебе". Психея обещала слушаться мужа. Но утром – лишь только он от нее скрылся – принялась она плакать и жаловаться на судьбу свою. "Несчастная я, – говорила она, – эти роскошные чертоги – для меня темница. Никогда больше не слыхать мне человеческой речи; обо мне плачут и тоскуют сестры, а я не только не смею утешить их – не могу и взглянуть на них". Так целый день проплакала Психея и не вкушала в тот день никакой пищи, не омылась ни разу в ванне; дождавшись ночи, в слезах удалилась она в опочивальню.

Скоро явился к ней муж – на этот раз ранее обыкновенного. Видит он слезы Психеи и спрашивает ее: "Разве так обещала вести себя моя Психея? Чего же мне ждать от тебя, на что надеяться? Целый день протомилась ты сегодня и прострадала. Ну, делай как знаешь; только не забудь моего первого предостережения, иначе горькая судьба ожидает тебя". Плачет Психея и молит мужа позволить ей повидаться с сестрами и утешить их. Муж согласился и позволил ей даже, когда придут к ней сестры, одарить их золотом и всякими другими драгоценностями. Только еще раз убеждал он жену, чтобы не поддавалась она любопытству сестер, когда они начнут расспрашивать, кто ее муж и каков он видом. Если же она возымеет желание проникнуть в роковую тайну и увидать его лицом к лицу, то брак их должен быть расторгнут. Благодарит Психея мужа и весело говорит ему в ответ: "Я лучше соглашусь умереть сто раз, чем разлучиться с тобой; мне все равно, кто бы ты ни был. Я люблю тебя больше жизни, считаю тебя лучше самого Амура, Только исполни ты мою просьбу – прикажи Зефиру принести ко мне сестер моих". Муж Психеи, против воли своей, уступает и обещает исполнить ее желание. Лишь только занялась в небе утренняя заря, как он снова исчезает из объятий Психеи.

В скором времени на скалу, с которой унесена была Зефиром Психея, пришли ее сестры и стали громко рыдать и звать к себе погибшую, как они полагали, сестру. Услыхав их вопли и рыдания, Психея, вне себя, выбежала из своего дома и закричала им: "О чем вы убиваетесь? Вот я – не плачьте обо мне; ступайте сюда, обнимите меня!" И тотчас же приказала она Зефиру снести к ней со скалы сестер. Свиделись сестры, обнялись и плакали уже не горькими слезами, а слезами радости. "Ну, – сказала Психея сестрам, – о чем теперь тужить? Пойдемте ко мне в дом, порадуйтесь на мое житье!" Повела она их в золотые чертоги, стала показывать им свои сокровища и удивлять их голосами невидимых слуг своих, потом велела изготовить для сестер омовение и накормила их истинно царским обедом. Дивятся сестры роскошному житью Психеи и ее богатствам и чувствуют к ней зависть. Наконец одна из них начинает выспрашивать у нее – кому принадлежат эти чертоги, кто ее муж и каков он собою? Психея говорит им, что муж ее – юноша, борода только что начинает пробиваться на его лице; что занимается он большей частью охотой в лесах и на горах. Затем, чтобы не проговориться и не выдать роковой тайны, она осыпала сестер всякими подарками – золотом, самоцветными каменьями и другими драгоценностями, призвала Зефира и велела ему отнести гостей обратно на скалу.

Воротились сестры домой, и чем более думают они о богатстве и счастье Психеи, тем сильнее вскипает в них зависть. "О слепое, неразумное счастье! – говорит одна. – Как плачевна наша доля в сравнении с долей младшей сестры. Мы живем почти невольницами, вдали от родины и отцовского дома, а у нее – сколько всяких богатств, и муж ее – не простой смертный. Видела ты, какие груды сокровищ лежат в ее доме? Сколько у нее золота, драгоценных камней, какие пышные одежды! Даже полы у нее выстланы золотом да дорогими камнями: она и ходит-то по золоту. Если правда, что муж ее так хорош, как она говорит, то во всем мире нет подобной счастливицы. Муж ее так любит: он и ее, со временем, сделает богиней. Она уже и теперь загордилась; будучи еще смертной, держит себя богиней, распоряжается невидимыми слугами и повелевает даже ветрами. А я – то, несчастная: муж у меня старше моего отца – дряхлый, плешивый и такой ревнивец, что все двери в доме держит на запоре". Другая сестра говорит: "А у меня-то муж весь разбит и изувечен подагрой; мне приходится растирать кривые, костлявые ноги его разными вонючими мазями; я не жена ему – я его сиделка. Как тебе покажется такая судьба? Нет, не могу вспомнить о сестре нашей – за что досталось ей такое счастье? Вспомни, как гордо встретила она нас; сколько у нее всякого богатства, а что она нам дала? Да и то, что дала, с какой неохотой она предложила. Да и посещение-то наше ей, видно, было в тягость – сейчас и сбыла нас от себя, велела ветру нести нас назад. Жить не хочу, если не расстрою ее счастья! Если и ты разделяешь мои чувства, то давай действовать вместе. Только ни отцу, ни матери и никому другому не скажем мы того, что видели; не скажем, как счастливо живет сестра наша Психея: тот еще не счастлив, о счастье которого никто не знает. Теперь мы с тобой разъедемся: поедем к мужьям, в убогие дома свои; когда же надумаем, как действовать, мы опять прибудем в эту страну и употребим все силы, чтобы наказать гордячку". Так говорили между собой сестры. Скрыли они все дорогие подарки, полученные от Психеи, растрепали волосы, исцарапали лица и, громко рыдая и оплакивая гибель сестры, возвратились в дом родителей. Простясь с ними, они разъехались, как говорили: каждая из них поехала к своему мужу, и обе затаили в сердца: мысль – погубить Психею, какими бы ни было средствами.

Между тем Психею снова предостерегает муж ее: "Опасное испытание готовит тебе судьба: злые волчицы замышляют против – тебя козни, и если ты не устоишь – быть беде! Сестры хотят уговорить тебя взглянуть мне в лицо; а помнишь, что я говорил тебе: если ты заглянешь мне в лицо, никогда больше не увидишь меня. Когда придут сюда злодейки – а придут они непременно, я это чувствую, – не вступай с ними ни в какие разговоры; если же у тебя не хватит духа поступить с ними таким образом, то по крайней мере не слушай их речей про меня и не отвечай на их расспросы обо мне. Скоро родится у нас сын – божественный, если ты не откроешь тайны нашего брака, смертный, если ты откроешь эту тайну". Радостью и восторгом исполнилось сердце Психеи, когда она услыхала, что от нее родится божественный младенец; с нетерпением стала она дожидаться того времени, когда станет матерью.

Наступило наконец время испытания, о котором говорил Психее муж: сестры ее были уже на пути к ней и спешили скорее исполнить то, что задумали в злых сердцах своих. Накануне их прибытия муж еще раз предостерегал Психею: "Вот наступает день испытания, решительный день. Порождения злобы изощрили нож свой и уже готовы поразить тебя им. Беда нам, дорогая моя! Пожалей ты и себя, и меня; не губи, не делай несчастным нашего сына. Злые жены, которых тебе не следовало бы называть сестрами, придут на гору и, как сирены, привлекут тебя к себе станут рыдать и вопить, и оглашать своими стенаниями горные утесы. Не гляди ты на них тогда, не слушай их". Заплакала Психея и, обливаясь слезами, рыдая, говорит мужу: "Не в первый раз сомневаешься ты в моей твердости и верности тебе; вот увидишь, обладаю ли я твердостью души. Только прошу тебя: вели Зефиру принести ко мне сестер; ты не позволяешь мне взглянуть на твое священное лицо, позволь же мне взглянуть хоть на сестер моих. Исполни мне эту просьбу, заклинаю тебя моей любовью к тебе и младенцем нашим, в лице которого я увижу твой образ. Не стану я заглядывать в лицо тебе, если бы и не скрывала его от меня тьма ночи". Так просила Психея мужа, и плакала, и ласкалась к нему. Очарованный ее ласками, растроганный слезами, Амур во второй раз соглашается на ее просьбу; утром рано, при первых лучах зари, он, стирая со своих кудрей слезы жены, прощается с нею и исчезает.

Прямо с корабля, не заходя в дом родителей, спешат сестры Психеи к скале и, не дожидаясь, пока подхватит их и понесет к ее дому ветер, сами отважно прыгают вниз со скалы. Но Зефир, послушный воле своего господина, вовремя подхватил их, хотя и неохотно, и бережно опустил на землю. Психея радостно и радушно встречает сестер и обнимает обеих; тая коварные замыслы в сердце, они говорят ей: "Ты уж не дитя теперь, Психея, скоро, мы думаем, ты будешь матерью; о, как мы счастливы, как будет нам приятно заняться воспитанием дорогого ребенка! Да если он, как и надо надеяться, будет походить на родителей, то он будет настоящим Купидоном". Так говорят коварные и, мало-помалу, овладевают сердцем Психеи. Хлопочет она успокоить сестер с дороги, предлагает им отведать пищи, потчует их своими божественными яствами, велит играть для них на цитре и на флейтах. Играют невидимые музыканты, невидимый хор певцов поет чудные песни; но ни сладость пения, ни прелесть звуков цитры и флейт не могут смягчить злобы, питаемой к Психее ее сестрами. Заговорив с ней снова, они лукаво начинают выпытывать у нее, кто ее муж и каков он собою. Забыв свои прежние речи, Психея отвечает сестрам, что муж ее родом из соседней страны, занимается торговыми делами, что он человек средних лет и что в голове у него пробивается уже седина. Избегая дальнейших расспросов, она поспешила одарить сестер всякими драгоценностями и поручила Зефиру отнести их на скалу.

Возвращаются сестры домой и ведут между собой такие речи. "За метила ты, – говорит одна, – как бесстыжая лжет: в тот раз сказала, что муж ее – юноша и что на ланитах его только что пробивается борода; а теперь говорит, будто он – пожилой уже человек с проседью в голове. Видишь, как скоро успел состариться! Уж что-нибудь одно: или лжет, или не знает мужа в лицо. Если правда последнее, то муж у нее, наверное, кто-нибудь из богов, и дитя ее будет божественное. Если только она будет когда-нибудь матерью бога, я возьму тогда веревку, да и удавлюсь!" Кипя злобой, вошли они в дом родителей и у них провели ночь. Рано утром бегут они снова на скалу; опустясь на крыльях ветра в глубину долины, приходят они к Психее и, проливая пред нею горькие слезы, говорят: "Блаженна ты, сестра, что не ведала до сей поры своего несчастья и жила беззаботно среди опасностей; а мы вот, заботясь и сокрушаясь о тебе, узнали страшную тайну и мучимся теперь за тебя, и не знаем, что делать. Не можем скрыть от тебя того, что знаем: муж твой – страшный видом дракон. Вспомни, что сказано было о тебе оракулом, как пророчил он тебе брак со страшным чудовищем. Многие из жителей здешней страны, охотясь в горах, видали твоего дракона – по вечерам он часто плавает по ближней реке. Все говорят, что недолго он будет ласкать тебя, холить да лакомить – скоро поглотит тебя вместе с твоим младенцем. Решайся теперь и выбирай: хочешь – спасайся с нами, сестрами твоими, готовыми отдать жизнь за тебя; а не то оставайся и жди, когда пожрет тебя чудище. Как знаешь, так и делай; мы со своей стороны сделали все, что следовало сделать любящим сестрам. Может быть, тебе сладко жить в этой безлюдной темнице; может быть, ты так любишь чудовище, что не можешь его покинуть".

Ужаснулась Психея и, в отчаянии, забыла все предостережения мужа и свои обещания ему. Трепеща и бледнея, еле слышным голосом говорит она сестрам: "Кажется мне справедливо то, что сказывали вам люди здешней страны; никогда я не видела лица моего мужа и не могла дознаться, кто он; я только и знаю его по голосу: по ночам он является ко мне и говорит со мной. Он не дозволяет мне взглянуть ему в лицо, стращает меня, говорит, если я когда-нибудь увижу его, быть со мной большой беде. Если вы хотите спасти меня от гибели, то не покидайте меня". Так выдала бесхитростная Психея свою тайну. А сестры, видя ее смущение и ужас, говорят ей: "Как же нам, твоим сестрам, не заботиться о тебе? Мы знаем средство спасти тебя, средство это – единственное. Возьми острый нож и положи его тайком около ложа; потом зажги светильник, поставь в опочивальне и бережно прикрой сосудом. Когда явится к тебе дракон и уляжется на ложе, ты жди, пока он заснет. Увидишь, что заснул крепко, тихо подойди к светильнику, сними с него сосуд, бестрепетно подними руку и ножом рази чудовище в шею. Мы будем ждать тебя. Когда ты убьешь дракона, мы поспешно соберем все твои богатства и умчимся отсюда. Будешь ты тогда свободна и блаженна, вступишь в другой брак – не с чудовищем, а с человеком, которого выберет твое сердце". Так говорили сестры, и коварные речи их еще более смущали и распаляли Психею. Видя, что дело их кончено, и боясь его последствий, они поспешно стали собираться домой. Со скалы, на которую принес их Зефир, они, не заходя в дом родителей, прямо отправились к кораблям и поплыли – каждая в свою сторону.

Оставленная сестрами Психея томится и мучится. Хотя она и решилась поступить, как учили ее сестры, но, приступая к делу, ощущает робость, колеблется и не знает, что ей делать: то решается она исполнить замысел, внушенный ей сестрами, то снова впадает в раздумье и сомнение – не верит им и пылает на них злобой. Так прошел остаток дня. Наступил вечер, стемнело, и она поспешно стала готовиться к делу, о котором – еще недавно – не могла бы помыслить без ужаса.

Была уже ночь. Явился к Психее ее муж и в скором времени заснул крепким сном. Обыкновенно слабая и робкая, Психея, влекомая судьбой своей, становится сильна и мужественна; поднимает она с пола светильник, берет в руки нож и с неженственной смелостью приступает к исполнению задуманного дела. И вот подносит она к ложу светильник и видит: перед ней, вместо чудовищного дракона, лежит прелестный, юный бог Купидон. Ужаснулась Психея, испугалась задуманного дела и, смущенная, трепещущая, безжизненно-бледная, пала на колени; старается она скрыть нож и не знает куда – готова даже вонзить его в грудь свою; но нож падает у нее из рук. Потрясенная и обессиленная, полная отчаяния, стоит Психея перед ложем и смотрит на красу божественного лица, и красота эта придает ей новую силу. Смотрит она на роскошные, умащенные амброзией кудри, раскинувшиеся по белым плечам и окаймившие пурпурные ланиты; из-за плечей видны ей легкоперые крылья Амура: недвижимо покоятся крылья, но легкие перья их колеблются и переливаются из цвета в цвет. В ногах у бога лежат его победные доспехи: лук и колчан со стрелами. Смотрит Психея и любуется, и не может налюбоваться на красу своего мужа. Дивится она и доспехам его и хочет испытать остроту стрел: вынула из колчана стрелу и хотела дотронуться до острия ее пальцем; руки у нее дрожали, и, по неосторожности, она глубоко уколола стрелой себе палец – из раны показалась капля розовой крови. Так, не ведая силы тех стрел, поразила себя Психея и объята была пламенной любовью к Амуру.

Сгорая любовью к Купидону, Психея жарко лобзала его и дивилась, что ее ласки и поцелуи не могут пробудить спящего бога. В то время как она ласкалась к нему и любовалась им, вспыхнула лампа, и капля горячего масла упала на плечо бога. Пробужденный болью, он быстро поднялся с ложа, взглянул на Психею и, не сказав ни слова, вырвался из ее объятий и готов был скрыться; но Психея успела обеими руками схватиться за правую ногу его и вместе с ним поднялась вверх. Долго носились они вдвоем по эфиру; наконец Психея, обессиленная, выпустила из рук ногу Амура и упала на землю. Любящий бог не оставил ее одну: взлетел он на ближнее кипарисное дерево и, полный глубокой скорби, говорил ей: "О, неразумная Психея! Ослушался я воли матери моей, велевшей мне вселить в тебя любовь к самому злополучному и ничтожному из людей. Сам я полюбил тебя; дурно я сделал, вижу теперь: уязвил себя собственным оружием своим; сделал я тебя своей женой, а ты считала меня чудовищем, занесла на меня руку, вознамерилась лишить меня света очей, которые смотрели на тебя с такой любовью. Сколько раз предостерегал я тебя, и ты все-таки меня не послушалась. Ну, советницы и руководительницы твои поплатятся мне за это; тебе же будет от меня одна кара – мое проклятие".

После этих слов он взмахнул крыльями, поднялся и полетел. Долго следила Психея за его полетом, горько рыдала и издавала громкие вопли. Когда же он совершенно скрылся от ее очей, она встала, пошла к протекавшей вблизи реке и бросилась в воду. Бог реки, страшась Амура, властного и над водами, взволновал в реке воду, и волны бережно подняли Психею и вынесли ее на цветущие берега. На прибрежном лугу сидел в тот час бог пастбищ и лугов Пан; сидел он и играл на сиринге, а вокруг него весело бродили по лугу козы. Знал козловидный бог судьбу и несчастье Психеи и, завидев ее, любовно подозвал к себе и стал утешать. "Красавица моя, – говорил он ей, – я живу в полях, среди стад; но, благодаря летам моим, опытен и я во многом. Если не ошибаюсь – мучит тебя злополучная любовь. Послушай меня: не ищи ты себе смерти, не налагай на себя рук; обратись лучше с мольбою к Купидону, сильнейшему из богов, и старайся привлечь к себе любимого тобой юношу лаской и покорностью".

Ничего не сказала ему в ответ Психея, но благой совет его сокрыла глубоко в сердце. Идет она дорогой и приходит в неизвестный ей город; оказывается, что над городом властвует муж одной из ее сестер. Узнав об этом, Психея пошла к царскому жилищу и велела известить сестру о ее прибытии. Вот ввели ее к сестре, обнялись они; сестра спрашивает о том, что привело ее в город, а Психея отвечает: "Помнишь, ты научила меня умертвить таинственного мужа моего – чудовище, сбиравшееся, будто бы, пожрать меня вместе с моим младенцем? Сделала я, как ты меня учила, взяла нож, зажгла светильник и подошла к ложу, на котором покоился муж сладким сном; но представь – вместо чудовища я увидала дивно прелестного юношу, божественного сына Афродиты – Купидона. Засмотрелась я на красу его; стою, любуюсь и не вижу, как вспыхнул в руках у меня светильник и капли горячего масла брызнули ему на плечо. Пробудясь от боли, он быстро поднялся с ложа и, увидав меня с огнем и ножом в руках, воскликнул: "Прочь от меня, бесстыдная злодейка! Ты не жена мне более; я вступлю в брак с твоей сестрой". – Он назвал твое имя. После того тотчас же приказал он Зефиру унести меня из своего дома".

Еще не успела кончить Психея своего рассказа, как сестра ее, распаленная злыми страстями, стала измышлять, как бы обмануть мужа. Сказав ему, что до нее дошли слухи, будто родители ее находятся при смерти, она спешит на корабль и плывет в страну, где жила Психея и где стоял дом Амура. Прибежав на скалу, она стремительно бросилась вниз, воскликнув: "Прими меня, Купидон, супругу, достойную тебя; ты, Зефир, неси скорее твою повелительницу!" Мертвой упала она в долину, разбившись о каменистые ребра скалы, и тело ее было желанной добычей хищным зверям и плотоядным птицам. Такая же кара постигла и другую сестру. Продолжая путь, Психея пришла в другой город, в котором жила другая ее сестра. Психея и ей рассказала то же, что говорила первой; подобно той, и эта сестра отправилась на скалу, бросилась вниз и погибла.

Между тем Психея шла далее; долго бродила она из страны в страну, ища любимого ею бога. Амур же, больной и изнуренный, лежал в чертогах своей матери. Белоперая птица чайка прилетела к Океану, быстро нырнула в его пучину, подплыла к носившейся по водам морским Афродите и сказала ей, что сын ее страдает и, больной, раненый, лежит в ее чертогах и отчаивается в жизни. "Люди ропщут, – говорила богине птица, – и трунят над твоей семьей: один, говорят, тешился и беспутствовал в горах, другая – безвыходно плещется в море; а потому надо бы пока оставить веселости и забавы, надо пожить потише, да поскромнее". Так пела в уши богине болтливая птица. Слушая те ее речи, Афродита воспылала гневом. "Так вот что: сын мой нашел уже себе избранницу сердца! Скажи ты мне, верная моя птица: какая же богиня прельстила безбородого юношу? Богиня она, нимфа или служительница моя – одна из граций?" Болтунья птица говорит на это богине: "Не знаю я путем, кто она; кажется – смертная дева, зовут ее, если не вру, Психеей". Гневно воскликнула тогда Афродита: "Так вот кого любит он – Психею, соперницу мою, осмеливавшуюся состязаться со мной красотой и посягать на мою славу! Уж не думает ли он, что я поручила ему наказать дерзкую деву для того только, чтобы он посмотрел на нее, чтобы свести их между собою!…"

С этими словами разгневанная богиня быстро вышла из воды и поспешно направилась в свои золотые чертоги; переступив порог своего жилища и увидав больного сына, в отчаянии лежавшего на ложе, богиня воскликнула гневным голосом: "Хорошо ли это и достойно ли божественного юноши, моего сына! Ты не только презираешь и попираешь ногами волю твоей матери и повелительницы – ты вступаешь еще в брак с противницей моей, с этой Психеей! Погоди, ты мне поплатишься за все это; я возьму себе в сыновья вместо тебя кого-нибудь из своих рабов, отдам ему твой лук, и светильник, и колчан твой, и стрелы. Избаловала я тебя во время твоего детства; много спускала я тебе – ты теперь и не знаешь над собой ничьей воли: язвишь стрелами богов, которые старше тебя, знать не хочешь матери. Только поплатишься ты мне за все за это, проклянешь свой брак с Психеей! К кому только обратиться мне с жалобой на тебя? Не идти же мне искать помощи у неприятельницы моей Воздержанности, которую я сама не раз оскорбляла из-за этого мальчишки? Тяжело мне просить эту угрюмую, неуклюжую бабу, а нечего делать: кроме нее, никто не сумеет наказать негодного, как следует. Она с ним сладит: она опорожнит ему колчан, переломает стрелы и лук, потушит светильник, да и самого накажет больно, чтобы вперед был умней! Я же своими руками снесу с головы его кудри, которые, бывало, сама украшала, обрежу крылья, которые так часто на груди своей обливала нектаром…"

Так говорила богиня и, полная гнева, стремительно вышла из своего чертога. Встречаются ей Деметра с Герой и, видя краску гнева на лице ее, спрашивают: на что она гневается и зачем искажает гневом прекрасное лицо свое? Афродита отвечает: "Вы кстати мне встретились, богини! Умоляю вас, помогите мне, сколько можете, отыскать эту потаскушку Психею. Ведь вам небезызвестна моя семейная история и дела моего любезного сынка?" Богини не знали хорошенько, что такое случилось в семье Афродиты, и стали успокаивать ее. "Что же особенно дурного сделал, богиня, твой сын? – говорят они. – За что же ты так гневаешься на него и хочешь погубить ту, которую он любит? Что за беда, если он полюбил смертную красавицу? Или ты забываешь его возраст – ведь он теперь уже не мальчик! Ты, мать его, богиня разумная. Неужели ты хочешь вечно водить сына на помочах, воспрещать ему всякое удовольствие, наказывать за всякую проказу и преследовать за любовь? Не похвалит тебя никто из богов и ни один смертный, если ты, сама порождая всюду любовь, станешь безжалостно угнетать ее в своей семье и не впустишь в свой дом ни одной женщины". Так говорили богини, заступаясь за Амура: боялись они всесильных его стрел, потому и заступались за него перед матерью. Афродита же, слушая их, разгневалась и озлобилась еще более, показалось ей, что богини не приняли к сердцу ее дела и готовы шутить над ее семейным позором. В гневе покинула она их и быстрыми шагами пошла по эфиру к морю.

Психея же странствовала из страны в страну и денно и нощно искала своего супруга; страстно желала она увидать гневного бога, надеясь смягчить его гнев – уже не ласками супруги, а смиренными мольбами рабыни. На вершине горы стоит храм. Видит его Психея и думает, не здесь ли обитает божественный супруг ее? И быстро идет она к той горе, входит в храм и видит: кучами лежат на полу колосья пшеницы и ячменя, а между ними валяются венки из колосьев, серпы и всякие другие орудия жатвы – все это в беспорядке разбросано по полу. С великим старанием и заботой приводит Психея все в порядок, думая, что не следует ей оставлять в запустении храма неведомого бога, что должно ей искать милости и сострадания к себе у всех богов. В то время как она трудится, заботясь очистить храм и привести его в порядок, является перед ней благая мать Деметра и говорит ей: "Ах, злополучная Психея! По всей земле ищет тебя разгневанная тобой Афродита; кипит она на тебя злобой и готовит великую кару, а ты заботишься о благолепии моего святилища и не помышляешь о спасении!" Обняла Психея колена богини и, орошая ее ноги потоками слез, взмолилась к ней: "Молю тебя, благая богиня, не покинь злополучной, бесприютной скиталицы, не отгоняй меня от себя; позволь мне скрыться на несколько дней под этими снопами – пока смягчится гнев Афродиты или пока я соберусь с силами для дальнейшего пути: нет у меня сил идти далее". Отвечает Психее богиня: "Трогают меня, Психея, мольбы твои и слезы, и желала бы я помочь тебе, но не могу погрешить перед родственной мне богиней – мы исстари жили с ней в приязни. Нет, скорее ступай из этого храма и не ропщи на меня, что не могла я дать тебе у себя приюта и защиты".

Изгнанная, против ожидания, из святилища Деметры, Психея печально пошла неведомым ей путем. Долго шла она и пришла к другому храму: стоит он среди долины, в роще. Вошла Психея и в этот храм, пала на колени перед алтарем и, обняв его руками, стала воссылать мольбы Гере (то было ее святилище), слезно прося о защите и помощи; но и Гера из страха перед Афродитой отказала молящей Психее и выслала ее вон из своего храма. Решилась тогда Психея идти в храм самой Афродиты и смирением и покорностью смягчить ее гнев; питала она также и некоторую надежду и на то, что в храме Афродиты, быть может, встретит своего супруга. Афродита же, недовольная безуспешностью своих розысков, задумала искать Психею иным путем: запрягла она в свою золотую колесницу, сделанную для нее Гефестом, белых голубей и понеслась к царственному жилищу Зевса. Стала она просить у него дать ей в службу Гермеса, быстрого вестника богов; Зевс исполнил просьбу. Весело спустилась тогда богиня вместе с Гермесом с небес на землю и говорит ему: "Ты, конечно, знаешь, как давно ищу я эту Психею – все тщетно; осталось одно: хочу назначить награду тому, кто ее поймает. Исполняй же скорей мое поручение: облети все страны земли и описывай хорошенько приметы беглянки – чтобы никто не смел после сказать: видел, да не узнал ее". С этими словами дала она ему лист, на котором написано было имя Психеи и все прочее, что надлежало знать вестнику. Затем богиня отправилась в чертог свой, а Гермес помчался по земле, быстро переходил из одной страны в другую и возглашал: "Кто откроет убежище царской дочери Психеи, беглой рабы Афродиты, или кто поймает беглянку – пусть идет к вестнику богов Гермесу: получит тот от Афродиты семь сладостных поцелуев".

Вот какую цену ставила богиня за поимку Психеи. И обещание такой награды подняло на ноги всех смертных. Знала это Психея и, не колеблясь, пошла в храм Афродиты. Едва только успела она переступить порог святилища, ей навстречу идет одна из служительниц богини и кричит так громко, как только может: "Поняла ли ты наконец, негодная, какую власть имеет над тобой богиня? Или ты дерзка по-прежнему и знать не хочешь, сколько труда положено нами, чтобы изловить тебя? Добро, что ты попалась мне в руки; я проучу тебя за твою гордость!" И дерзкой рукой схватила она злополучную Психею за волосы и повлекла за собой. Когда ввели Психею в чертоги Афродиты и представили пред ее очи, богиня засмеялась громким смехом, как смеются одержимые злобой и гневом, и, покачав головой, сказала: "Так ты наконец удостоила свекровь посещением! Или ты, может быть, пришла сюда навестить раненного тобой мужа? Ты не беспокойся, я приму тебя, как следует принять добрую сноху". И богиня воскликнула: "Где же служительницы мои Забота с Печалью?" Пришли две рабыни и увели Психею. Били они бедную, всячески мучили и терзали и снова повели потом к своей повелительнице.

Увидав Психею во второй раз, богиня опять засмеялась злым смехом, быстро подошла к ней, разорвала на ней одежды и растрепала волосы; потом велела принесть пшеницы, ячменя и гороха, мака и бобов, проса и всякого другого зерна. Все это смешала вместе, ссыпала в одну кучу и говорит Психее: "Хочу я посмотреть твое досужество – разбери ты эту кучу всю по зернышку и каждый род зерен складывай в особую кучу; к вечеру чтобы было сделано, я уже приду посмотрю". Задав бедняжке такую работу, Афродита пошла пировать на свадьбу. Закручинилась Психея и, смущенная, неподвижно стала перед кучей зерен: нечего, думает, и приниматься за такую работу – где же разобрать к вечеру такую громадную кучу по зернышку. Подползает тут к бедняжке малютка муравей, великий искусник в трудных работах подобного рода; видит он горе злополучной супруги великого бога и проникается к ней жалостью – бежит и сзывает своих собратьев: "Сжальтесь, трудолюбивые дети плодообильной матери-земли, сжальтесь над бедной женой Амура и подайте ей помощь, выручьте из беды!"

Густыми толпами, киша и теснясь, сбегается шестиногий люд на помощь Психее; спешно принимаются муравьи за работу и растаскивают кучу. Кончив дело, они с прежней поспешностью бегут назад, к своим муравейникам. При наступлении ночи возвращается с пира Афродита, умащенная амброзией, увенчанная миртом и розами. С крайним изумлением увидала она, что заданная Психее работа окончена, и воскликнула: "Ну, это ты не своими руками сделала; это помог тебе тот, кто страдает теперь, пораженный тобою!" Бросила ей богиня кусок черного хлеба и велела идти спать.

Амур лежал между тем во внутреннем покое матерних чертогов; стерегла его все время зоркая стража. Так оба любящие супруга провели эту страшную ночь под одной кровлей, но разлученные друг с другом. Едва занялась в небе заря, Афродита зовет к себе Психею и говорит ей: "Видишь рощу – вон ту, что на скале? В той роще пасутся золоторунные овцы: ты должна мне доставить с них шерсти. Иди и делай, как знаешь, но шерсть чтобы была". Охотно пошла Психея, только незатем, чтобы исполнить данное ей поручение, а в намерении броситься с крутого обрыва скалы в реку и положить конец своим страданиям. Подходит она к реке и слышит, как колышется и шумит речной тростник, тихо колеблемый ветром, и так говорит ей: "Бедная Психея, горькая страдалица! Не оскверняй ты чистых вод реки своей насильственной смертью и не ходи к страшным чудовищам овцам, к которым послала тебя богиня: те овцы впадают днем от солнечного жара в неистовое бешенство, бьют острыми рогами и каменно-твердыми лбами и насмерть кусают людей. Ты жди, пока солнце начнет садиться и овцы улягутся отдыхать; пройди тогда по роще: на кустах и на деревьях много найдешь их шерсти, много виснет ее на древесных стволах в густой чаще".

Так учил бедную и отчаявшуюся Психею прибрежный тростник. Последовала она доброму совету и, точно, без труда набрала большое количество золотистой шерсти и отнесла ее своей повелительнице. Но и этим, вторым своим делом, не смягчила она гневной богини. Улыбнулась Афродита и насмешливо сказала: "И тут успел тебе помочь негодный сын мой. Хорошо, я дам тебе новое поручение. Исполнишь, тогда скажу, что ты, точно, досужа и неробка. Видишь вершину вон той скалы? Внизу с нее струятся мутноводные потоки, разбегающиеся потом по соседней долине и питающие своими водами Стигийские топи и бурные воды мрачного Коцита. Ступай на ту скалу, почерпни из родника студеной воды и принеси мне скорее". С этими словами подала она Психее хрустальный сосуд.

Психея поспешно пошла на вершину скалы, надеясь найти здесь смерть себе. Только подойдя ближе к скале, увидала она, на какое страшное дело послала ее гневная богиня: перед ней высится громадная, утесистая, неприступная скала; из глубоких расщелин утесов струятся страшные потоки, быстро сбегающие вниз и исчезающие между скалами. Из ущелий всюду высовываются страшные драконы: вытягивают они длинные шеи, щелкают зубами, шипят трехконечными, острыми языками и бьют крыльями; зорко стерегли те драконы воды нагорных источников и никогда – ни днем ни ночью – не смежали очей. Шумят мутные волны потоков, и в шуме их слышится Психее: "Беги отсюда! Что делаешь ты, на что идешь? Беги скорей, спасайся! Погибнешь!" Пораженная ужасом, как окаменелая стоит Психея на месте и не знает, что ей делать. Вдруг из поднебесной выси, широко взмахивая крылами, быстро опускается к ней могучий орел, царственная птица миродержца Зевса; берет орел из рук ее сосуд, летит к источнику потоков и, отбиваясь от драконов крыльями, черпает воду; сказал он драконам, что он на службе у Афродиты и черпает воду по ее повелению – этим только и мог он несколько усмирить неистовую ярость свирепых драконов.

С радостью приняла Психея от орла сосуд с водой и поспешно понесла его Афродите. Только и этим не угодила она богине и не смягчила ее гнева. Язвительно засмеялась она и говорит: "Ну, теперь вижу, что ты чародейка сильная и искусная. Только вот что: я потребую от тебя, моя милая, еще одной послуги. Возьми этот ларец и сходи в царство теней, в подземную обитель Аида.

Отдай ларец Персефоне и скажи ей от меня "Афродита просит тебя уделить ей твоей красы немного, чтобы хватило на один только день; свою красоту она всю извела, ухаживая за больным сыном". Смотри только, не опоздай назад: снадобьем, которое пришлет мне Персефона, мне надо будет умастить тело, перед тем как идти на совет богов".

Отчаялась тут Психея: приходилось ей низойти в глубь тартара. Пошла она на верх высокой башни, сняла с себя одежды и хотела броситься вниз: думалось ей, что таким образом легче и верней попадет она в подземное царство. Но в то мгновение, когда она хотела броситься вниз, из башни обращается к ней чей-то голос: "Зачем ты, несчастная, хочешь лишить себя жизни? Когда ты умертвишь себя, ты, действительно, низойдешь в тартар, но из тартара-то не будет тебе возврата. Послушайся моего совета.

Неподалеку отсюда находится Лакедемон. Там отыщи ты в дикой, непроходимой местности, на Тенарском мысе, сход в царство мертвых. Крутой, пустынной тропинкой низойдешь ты прямо в жилище Аида. Иди ты в этот путь не с пустыми руками: сделай лепешки из ячменной муки с вином и медом и возьми в руки этих лепешек, а в рот себе положи две монеты. На полпути встретишь ты хромого осла, навьюченного тяжелой ношей; ослом тем управляет хромоногий же погонщик. Станет просить тебя погонщик, чтобы ты пособила ему подобрать с земли то, что свалилось из его клади, – ты не говори в ответ ни слова и молча проходи мимо. Вскоре затем придешь ты к большой реке; перевозом через ту реку управляет Харон. Он тотчас потребует с тебя деньги за перевоз, а потом сядет в свой челнок и повезет путников через реку. Старику Харону отдай одну из монет, которые будут у тебя во рту; только пусть сам он, своей рукой, вынет у тебя изо рта монету. Когда ты переплывешь тиховодную реку, увидишь жалкую тень старца, подплывающего к берегу: простерет к тебе старец руки и станет молить, чтобы ты помогла ему причалить к берегу, притянула бы челнок его. Не слушай его просьбы и не делай ничего. Пройдя немного далее, встретишь старых прях: будут они прясть и ткать и станут просить тебя помочь им хоть немного; и их не слушай, а молча ступай дальше. Много и других теней будут обращаться к тебе с просьбами о помощи; будут все это они делать по наущению Афродиты затем, чтобы ты выпустила из рук лепешки. Не думай, что потеря ячменных лепешек не будет для тебя важна. Перед порогом мрачного жилища Персефоны, безжизненного, пустынного Аидова дома, лежит огромный и страшный видом пес; сторожит он дом Аида и лает на приходящие тени и наводит на них страх; пса ты легко можешь укротить, бросив ему кусок лепешки. Когда придешь к Персефоне, она примет тебя благосклонно и ласково, пригласит тебя сесть на мягкое седалище и станет предлагать тебе различные вкусные яства; не садись ты на это седалище – сядь на землю, и не вкушай роскошных яств, а спроси себе ломтик черного хлеба. Сообщив просьбу Афродиты и получив то, за чем она посылает тебя в тартар, тотчас отправляйся назад: пса опять укроти подачей лепешки, отдай корыстолюбивому Харону за обратный перевоз другую монету и, переправясь через реку, тем же путем, которым шла к Персефоне, возвращайся на землю. Пуще всего берегись открывать ларец, который будешь нести; не любопытствуй и не гляди на сокрытую в нем божественную красоту".

Психея последовала совету таинственного голоса: пошла в Тенарскую страну, отыскала там спуск в подземное царство Аида, запаслась монетами, изготовила ячменных лепешек, как учил ее неведомый голос, и пустынной тропинкой низошла в царство теней. Встретила она на пути хромого осла с хромоногим погонщиком и молча прошла мимо; одну из монет заплатила она за перевоз, ни слова не сказала в ответ на коварные просьбы тени старца и старых ткачих и прядильщиц; подойдя к обители Аида, бросила псу лепешку, не села на мягкое седалище, на которое предлагала ей сесть Персефона, и не отведала ни одного из поданных ей кушаний, а спросила себе небольшой ломоть хлеба.

Передав Персефоне просьбу Афродиты и получив в руки ларец, чем-то наполненный и запертый на ключ, Психея отправляется в обратный путь: снова бросает псу лепешку и отдает Харону другую монету. Наконец, благополучно выходит она из темного царства теней на землю.

С радостью увидала снова Психея свет дневной и восторженно приветствовала лучезарное светило. Мало-помалу душой ее овладело мучительное любопытство. Говорит она себе: "Что же я, глупая, несу в руках красоту и не воспользуюсь ею хоть немного сама для себя? Быть может, меня бы больше, чем теперь, стал любить супруг мой". С этими словами раскрыла она ларец. Только не красота заключалась в ларце – в нем был сокрыт подземный, истинно стигийский сон. Объял тот сон Психею и одолел ее; густой туман застилает ей очи, тяжелеют у нее все члены; не помнит она, что делается с ней, и без чувств падает наземь и лежит, объятая сном, недвижимая как труп.

Купидон, излечась от раны, стал тосковать по своей Психее и не мог преодолеть желания видеть ее. Сквозь узкое окно покоя, в котором держала его мать в заключении, выпорхнул он на волю и полетел к своей любимице. Освободив Психею от тяготившего ее сна и снова заключив его в ларец, легким прикосновением своей стрелы пробуждает он спящую. "Видишь, – говорит он ей, – любопытство опять довело было тебя, несчастную, до погибели. Ну, неси скорей ларец моей матери, а об остальном не заботься, остальное все – мое дело". С этими словами взмахнул он крыльями и полетел; Психея же торопливо понесла Афродите дар Персефоны.

На крыльях любви взвился Эрот к небесам и предстал с мольбою пред великим отцом своим, миродержавным Зевсом, прося у него помощи. Ласково принял сына Зевс, коснулся устами его ланиты и сказал: "Хотя ты, мой сын, никогда не воздавал мне подобающих почестей, а напротив того, постоянно погрешал передо мною, легкомысленно оскорблял божественное величие мое и разил грудь мою своими стрелами – но я, благодушный, памятуя годы младенчества твоего, кладу конец твоим страданиям и дарую исполнение желаниям твоим. Будет время, и ты отплатишь мне за это своей службой".

Так говорил миродержец и послал Гермеса сзывать к себе на совет всех богов. И когда собрались боги, обратился к их светлому сонму: "Вы, бессмертные, собравшиеся здесь, в моей храмине! Ведаете вы все, как рос этот юноша под моей рукою и как обуздывал я до времени бурные его порывы. Выбрал он теперь себе жену по сердцу: хочу я скрепить их союз и даровать им блаженство". И, обратясь к Афродите, говорил Зевс: "Ты же, дочь моя, не печалься и не страшись, что сын твой вступает в брак со смертною: я взыщу ее честью и сделаю равной бессмертным". И тотчас же шлет он за Психеей Гермеса, велит принести ее в небеса. Подает ей миродержец чашу с амброзией и говорит: "Прими, Психея, чашу и будь бессмертна, ныне никогда не отлучится от тебя муж твой".

И вслед за тем начинается брачное пиршество. На том пиру на первом месте сидел Амур, держа в объятиях дорогую свою Психею; возле них воссел Зевс с Герой, а дальше все прочие боги. Чашу Зевса наполнял нектаром кравчий его, отрок Ганимед, чаши прочих богов – Дионис, кушанья готовил Гефест. Оры изукрасили брачный чертог розами и всякими другими цветами; грации оросили его бальзамом; Аполлон, светлокудрый бог, играл на цитре; ему вторили музы и пели сладкозвучными голосами радостные песни. Под звуки тех песен Афродита плясала веселую пляску.